об этом — тем более что катакомбы служили еще и убежищем на случаи войны и здесь хранились огромные запасы всего необходимого. Впрочем, они не могли предвидеть, что придет такой враг, перед которым не устоит ни одно убежище.
— Тогда у тебя было много другой пищи для размышлений, — с улыбкой сказал Элоф.
— И это верно, — признал Керморван, опустившись на пол рядом с Элофом и приняв из его рук ломоть хлеба и флягу вина. — Даже сейчас я не могу прийти в себя от изумления! Я и помыслить не мог, что катакомбы выстояли, уже не говоря о том, что мы окажемся здесь. А все твой приятель Ворон! Я разрываюсь между желанием преклонить перед ним колени или свернуть ему шею!
— Мне хорошо известно это желание, — с глубоким чувством ответил Элоф, и оба рассмеялись.
Уверенность в том, что у них будет свет после долгих часов блужданий в темноте, необыкновенно воодушевила путников. Но после скудной трапезы и недолгого отдыха Керморван снова стал серьезным.
— Эти катакомбы… — тихо сказал он, оглядываясь по сторонам. — Хорошо, очень хорошо, что нам выпала такая честь. Даже вино кажется слаще, когда ты пьешь его под цитаделью и средоточием силы своего злейшего врага! Но давайте не будем забывать, где мы находимся. Некогда это место было исполнено величия, но теперь оно стало темным и опасным, и даже у меня нет желания задерживаться здесь.
Он взял один из факелов и насадил комок горючего вещества на острый выступ в верхней части рукояти.
— Давайте посмотрим, хорошо ли он будет гореть спустя тысячу лет!
Рок уже щелкал колесиком своей трутницы. Кусочек тлеющей растопки, положенный на серую смолистую массу, немного просел внутрь и сильно задымился, но в следующее мгновение расцвел ярко- оранжевым пламенем, отбросившим резкие тени и заглушившим мертвенное сияние Льда. Другой факел легко занялся от огня первого.
— Когда сможешь, Элоф, постарайся уловить немного этого огня, чтобы у нас был запас света на крайний случай, — попросил Керморван. — А теперь давайте поищем выход отсюда!
Почти сразу же стало ясно, что это будет непростой задачей. Из круглого зала вело много проходов, и путники даже разошлись во мнениях, через какой из них они попали сюда, наконец Керморван поднял свой факел повыше, почти к саму потолку. Тени промчались по камню, сгущаясь в проходах, и он показал в ту сторону, где пламя заколебалось.
— Здесь все еще есть свободный приток воздуха, который может вести нас. Думаю, лучше будет следовать за ним.
— Лучше такой проводник, чем никакого, — согласился Рок. — По крайней мере теперь мы не будем так часто спотыкаться и налетать друг на друга!
Действительно, в теплом оранжевом свете факелов их продвижение заметно ускорилось, и они миновали много дверей и боковых проходов, темных и таинственных. Заглядывая время от времени в дверные проемы, они обнаружили много пустых комнат, но некоторые были заполнены ящиками и тюками; в холодном и сухом воздухе древесина не поддавалась тлению. Иногда содержимое ящиков и тюков было выброшено наружу и в беспорядке разбросано по коридору, создавая препятствия на пути.
— Кажется, мы здесь уже проходили, — проворчал Рок, неуклюже пробиравшийся через мешанину высохших остатков того, что могло быть одеждой или кипами дубленых кож. — Мы сбились с пути!
— Если ты знаешь другой путь, покажи его! — отрезала Иле, отбрасывая мусор с дороги носком сапога.
— Движение воздуха не прекратилось, — спокойно заметил Керморван. — Оно должно вывести нас наружу, пусть даже не тем путем, которым мы попали сюда.
— Само собой, — буркнул Рок, оглянувшись во тьму за спиной. — Но как скоро?
Керморван не ответил. Его поникшие плечи выдавали неимоверную усталость, навалившуюся на путников после того, как улеглись первые волнения и восторги. Все буквально засыпали на ходу. Они не имели представления, какое время суток сейчас наверху; теперь их помыслы были устремлены к тому моменту, когда наконец отыщется выход их этого мрачного места. Рок шел как во сне, его голова склонилась на грудь. У Элофа заплетались ноги, а на сердце лежала свинцовая тяжесть. Только Иле, находившаяся в своей родной стихии казалась неутомимой: ее широко распахнутые глаза блестели а ноги в тяжелых сапогах почти беззвучно порхали по каменным плитам пола.
— И все-таки это не мой мир, — пробормотала она. — Мы живем в живых недрах гор, где дуют ровные ветры и горит неяркий свет. По мне, так уж лучше ослепительное солнце и непогода на поверхности, чем эта безжизненная каменная скорлупа. Здесь правит только смерть!
Вскоре им предстояло узнать, насколько справедливыми оказались ее слова.
Два или три часа спустя коридор вывел их к изогнутой стене небольшого зала, имевшего форму полумесяца. Здесь сходились три других коридора, но поток воздуха шел к прямой стене напротив и высоким двойным воротам необычайно искусной работы, запертым на стальные засовы. Но и внешние, и внутренние ворота уже давно были перекошены и наполовину сорваны с петель, так что даже Керморван смог войти в проем, не наклонив голову. Иле понюхала воздух в новом коридоре и поморщилась.
— Разве вы не чувствуете? Слабая вонь, похожая на звериную… должно быть, это летучие мыши! Это хороший знак, ведь они всегда селятся там, где можно быстро найти путь наружу.
— Поскорее бы! — вздохнул Рок.
За воротами начинался длинный коридор, шире, чем любой из пройденных до сих пор. Когда они подняли факелы, стены вокруг как будто воспрянули к жизни. Резные картины покрывали их от пола до потолка, утонченно подробные, но яркие и красочные — барельефные фигуры женщин, мужчин, знакомых и незнакомых зверей, гордые корабли и высокие башни, широкие земли и дальние горизонты. Но через равномерные интервалы во всем этом великолепии появлялись самые странные фигуры, на вид человеческие, но настолько огромные и загадочные, настолько идеализированные в своем обрамлении, что никто не засомневался: это были образы мировых Сил.
— Похоже на подземный храм или другое священное место, — сказал Керморван, восхищенно оглядывавшийся по сторонам. — Здесь изображены предания о ранних днях этого мира, до появления людей, дьюргаров и других живых существ, когда он находился во власти Старших Сил, придавших ему нынешний облик, а потом бы передан Младшим Силам для прихода жизни. Тогда, как сказано в легендах, Старшие Силы взбунтовались, отказавшись передать все, что они создали и успели полюбить, в пользование бренным существам — растениям, животным и людям.
— Тем хуже для них, — фыркнул Рок. — Безжизненная любовь к безжизненному миру; разве там было хоть что-то, достойное их интереса?
— Больше, чем ты можешь представить, — сказал Элоф. — Ведь существует красота и порядок в мире неживых форм. Подумай о медленном росте и изменении кристаллов; разве снежинка, кристалл кварца или полевого шпата не могли быть для них тем, чем живой цветок является для нас? С другой стороны, они могли находить красоту в ревущей энергии вулкана, в громах и молниях, в неустанном движении морских волн. Все это доступно и нам, хотя и не в такой мере. Даже Лед может быть красивым… очень красивым.
Он остановился и посмотрел на изображение высокой обнаженной женщины, величественной в своей красоте, стоявшей как будто на водопаде, но этот водопад низвергался над горами, а его буруны и потоки состояли из звезд. Керморван взглянул на него и кивнул с серьезным и сосредоточенным видом, разделяя воспоминания об ужасе и холодном величии. Он указал на резной фриз над барельефом, на котором старинными буквами было начертано имя. Иле подняла свой факел и прочитала его по слогам.
— Ту… о… Туонетар! Бр-р-р! — Она торопливо опустила факел. — Такую красоту можете оставить себе, а я еще и приплачу, лишь бы избавиться от нее! Зачем изображать ее внутри человеческого жилья? Вы пренебрегаете лучшей и величайшей из Старших Сил — тем, кто никогда не бунтовал и кого мы больше всего почитаем.
— Илмаринен, — кивнул Керморван.
Он поднял свой факел, так что языки пламени почти коснулись потолка, и указал другой рукой на противоположную стену. В нее была вделана широкая вертикальная плита, целиком покрытая одним резным изображением.
— Мы никогда не забывали о нем и не пренебрегали его благосклонностью. Смотри, Иле: здесь он изображен почти так же, как в чертогах вашего народа.
