человек, и даже много сверх того. В туманных пределах этих витков дремлют силы, способные играть человечеством, как детской игрушкой. Странствуя по этим виткам, не ведая ни смерти, ни времени, человек может превратиться в нечто большее, достичь полного выражения своей сути. И в конце этих странствий, если он уцелеет, человек сможет сам соперничать с могущественными силами Спирали, подняться над самим собой, как когда-то удалось этим силам.
Подняться или упасть! Мне доводилось видеть и то, и другое. Я видел и дрожал от ужаса и благоговения перед тем, каких крайних пределов эти падения и подъемы достигали. Дрожал, сознавая свою полную беспомощность перед ними. Долгие годы грандиозность этих образов угнетала меня, и в то же время воспоминания о них манили, терзали плоть, стучались в душу – в душу, которая увядала из-за стремления к успеху. Я пытался подавить эти воспоминания – не слишком усердно, ведь, порожденные пребыванием за пределами Сердцевины, они не имели корней. Но теперь-то я понял, почему просыпался со следами слёз на лице.
Показав мне мою слабость, меня предупредили. Этим предупреждением я попытался пренебречь. Похоже, Спираль решила напомнить о себе – и напомнила не слишком дружелюбно. Правда, противодействуя мне, Спираль продемонстрировала нечто новое – показала, как я сам могу использовать её возможности. Вызов меча был, конечно, пустяком, но этим пустяком я зато всегда мог воспользоваться, и кто знает, вдруг в моей власти ещё что-то. И пригодиться мне оно может при совершении хороших дел, важных начинаний, в сферах, где большое значение имеют мотивы. Ведь мне нужна будет помощь, и теперь я знаю, как её найти, по крайней мере мне так кажется.
То, что одни называют Спиралью и Сердцевиной, другие – в прежние времена – называли Колесом и Втулкой. Что ж, может быть, пора мне начать крутить это колесо, крутить в свою сторону. И я поднял руки, будто хотел обнять это парящее надо мной видение. И заметил, что Дейв молча наблюдает за мной, словно увидел меня впервые.
– Сейчас начну объяснять тебе, Дейв. Понять мои объяснения будет нелегко. Но если тебе покажется, что я спятил, вспомни, что ты сегодня видел, и попробуй объяснить увиденное как-нибудь иначе. И не упускай увиденное из памяти, не старайся рассуждать рационально! Не лги себе. Не отступай. Ты скоро обнаружишь, что воспоминания о таких вещах стираются быстро – быстрей, чем другие. А тебе они нужны! Знаешь почему? Потому что они смогут в конце концов пробить дорогу для наших контейнеров!
ГЛАВА 2
– Имей в виду, приятель! – Дейв погрозил пальцем у меня перед носом. – Тебе не удастся – повторяю ещё раз – не удастся так просто от меня отделаться!
Я пристегнул ремень безопасности.
– Надо было мне оставить тебя на Дальнем Востоке! Слушай, Дейв, я знаю, что ты человек спортивный, но тут тебе придется и вправду нестись со всех ног, чтобы угнаться за мной.
Он ухмыльнулся. И помахал передо мной чем-то позвякивающим, отдернув руку, когда я попытался это схватить.
– Спортивный взломщик, вот я кто! Подцепил, когда мы спускались в лифте.
Я стукнул по рулю.
– Слушай, ты, дуралей! Отдай ключи. Дело вовсе не в том, что я не хочу брать тебя с собой.
Ну, подумал я про себя, это не совсем так. По правде говоря, я ревниво относился к таверне и её завсегдатаям и ко всему, что она для меня значила. А значила она очень много. Она составляла совсем другую часть моей жизни, ничем не похожую на четко работающий холодный мир международной торговли со всеми его сверкающими атрибутами. А уж сверкать ярче, чем Дейв, было трудно. Хотя он и очень мне нравился, знакомить его с открытым мною миром не хотелось. Я боялся, что из-за Дейва этот мир сразу скукожится, поблекнет, утратит очарование. Даже если Дейв не станет этот мир осмеивать – а уж посмеяться над чем-то Дейв был великий мастер, особенно когда лучшая часть его души помалкивала, – даже если он сдержится, само его присутствие, сверхмодный пиджак, его сигареты, купленные в шикарном магазине, способны лишить таверну всей её теплоты и заманчивости – она станет казаться облезлой и даже унылой. Конечно, и я носил джинсы от Келвина Кляйна и ездил не на какой-нибудь таратайке, но дело было не в этом. И, кроме того, передо мной стояла главная задача.
– Помнишь, как вчера ты не мог найти дорогу обратно в эти улочки? Так же трудно найти и то место, о котором я говорю.
– Но ты сказал, что приходил туда и после первого раза, когда оказался на этой самой Спирали.
– Да, но уже много лет там не бывал. Я не переставал искать таверну, но это становилось всей трудней. Из десяти попыток удавалась только одна. Никак не мог найти дорогу, носился взад-вперед по улицам, пешком и на машине, все надеялся – вдруг найду. Ужасно противное состояние. Порой казалось, вот, вижу её вдали или что-то похожее мелькнуло на боковой улице. Я возвращался к тому месту, а там какая-нибудь старая, заброшенная лавка или ещё что-нибудь в таком роде. Начинало казаться, что ты рехнулся. Ничему не веришь, всё вызывает сомнения.
– А ты никогда не думал, что тебе это не кажется? Может, ты и впрямь рехнулся? Ладно, ладно! – встревоженно заверещал он. – Все в порядке. Я тоже видел эти закоулки, видел льва, или что это там было, и дейкотов тоже видел. Так что если ты рехнулся, то и я заодно. Видишь свои ключи? Хорошенькие ключики, да? Но, – прибавил он, когда я схватил их, – сначала выслушай, почему я рвусь ехать с тобой, у меня на то два соображения.
– Слушаю.
Дейв долго, театрально вытирал пот со лба шелковым платком.
– А ты не слышал, что тебе идет злиться? Ты хорошеешь! Итак, соображение первое: ты сказал, что на этот раз Спираль, как ты именуешь эту штуковину, до тебя дотянулась сама. Может случиться, она опять тебя вспомнит, а может, нет. Допустим, вспомнит – и тогда будет лучше, если ты окажешься не один. Соображение второе: если на пути в эту таверну мы влипнем в серьезные неприятности, брось меня на первом же углу, я как-нибудь попытаюсь сам выбраться, а ты поезжай искать дорогу. Ну что, возражения есть?
Я поерзал за рулем.
– Кто знает, может, у меня будет всего один шанс, но… – Я посмотрел на Дейва – вид у него был на зависть самоуверенный и фанфаронский.
Но я-то все его позы изучил и знал, что за ними скрывается острый ум. А вот такой храбрости я от него не ожидал. Он всегда издевался над моими пристрастиями к скалолазанию, фехтованию, парусному спорту, утверждая, что это свидетельствует лишь о не уснувших первобытных инстинктах. Его же увлекали коллективные виды спорта – футбол, баскетбол, не говоря уже о беге трусцой. Наверное, он никогда в жизни не был так напуган, как во вчерашних закоулках, и всё же – вот он стоит передо мной и просит, если понадобится, оставить его на растерзание чему-то, что совершенно явно угрожает только мне.
– Пошёл ты к черту! Садись! И пристегнись хоть раз в жизни.
– Слушаю и повинуюсь, о заместитель моего директора-распорядителя! Уж сегодня рисковать так рисковать!
Понемногу увеличивая скорость, я вывел свой «морган» со стоянки, повернул направо в сторону кольцевой дороги, круто поворачивая, объехал площадь и свернул в улицу направо. Лучше всего искать дорогу в таверну перед заходом солнца, а наши препирательства нас сильно задержали. Я слегка нажал на педаль газа, хоть с ней следовало обращаться осторожно. Эта моя машина и выглядела, и вела себя куда более вызывающе, чем все мои прежние элегантные спортивные автомобили.
Она была открытая, что мне ужасно нравилось. Даже несмотря на густой поток транспорта, чувствовалось, что воздух посвежел и стало прохладнее, и я с радостью приглядывался к признакам близкого дождя. Я ощущал, как раскрываются мои ссохшиеся поры в предчувствии влаги – ведь в Бангкоке я просто спекся. Движение стало не таким плотным, я прибавил скорость и с улыбкой повернулся к Дейву. Однако у него был не слишком радостный вид, он сидел поджав ноги и придерживал на груди полы яркой куртки, а его галстук развевался в вихре, идущем поверх лобового стекла. Меня этот холодный воздух бодрил и даже возбуждал, тем более что слегка повеяло морем. Впервые светофоры мне благоприятствовали, и я не имел времени взглянуть вверх, на облака, но краем глаза, казалось, заметил в сумеречном освещении первые слабые намеки на забытый ландшафт, словно различил в холмах и заливах вечернего неба воспоминания о нём. Внезапно меня охватило волнение, я снова увеличил скорость, машина
