Своим обычным громовым голосом Осмонд закричал:
— О, Лоранс!.. Почему мы такие разные?
Она взяла его за руку, и они медленно пошли, наслаждаясь мягкостью ночи.
— Что ты подразумеваешь под «мы»? — спросила Лоранс шаловливым тоном.
— Ну, американцы и европейцы…
— И ты думал только об этом?
Питер Осмонд почувствовал, что краснеет, как мальчишка.
— Я хочу сказать… Ты и я тоже. Мы очень разные. Ты красива, ты обаятельна, ты элегантна…
— А ты старый хиппи-переросток!
— Вовсе не переросток… Скажем, я менее элегантен… И потом, это правда, у тебя в науке одна концепция, у меня другая, и они поистине непримиримы…
— Не будем возвращаться к этому, Питер… Благодаря нам фанатизм отступает. Потому что мы стараемся примирить теорию Дарвина и религиозную веру. Мы утверждаем, что наука — не порождение дьявола.
— Несмотря на твое «гармоничное притяжение»?
Лоранс Эмбер дружески шлепнула его по руке.
— Ты грубиян. Ты смеешься надо мной.
Он остановился, взглянул на небо, потом на нее.
— Уже три дня я говорю себе: есть ли во всем этом смысл? Правильный ли я сделал выбор? Между нами могло бы все сладиться?
Лоранс чуть пожала плечами.
— По крайней мере с моими философскими концепциями мы находим путь ко всему, — сказала она.
Осмонд от души рассмеялся.
— Кстати, о пути… По твоему мнению, мы идем к моей гостинице? Улица Фер-а-Мулен…
Она достала из сумочки ключи и пристально посмотрела в глаза Осмонду. В ночи ее белки сверкали, словно два брильянта.
— А если мы повторим? — И так как Осмонд смотрел не понимая, она добавила: — Я хочу сказать… по последнему стаканчику.
Они долго стояли лицом к лицу, не говоря ни слова.
Леопольдина медленно вышла из темноты — изящная, грациозная фигурка в ауре сверкающих камней. Каждый шаг заставлял платье переливаться чудесным светом. Иоганн Кирхер, застыв, зачарованно смотрел, как она приближается. Он взял ее руку, и Леопольдина не противилась. Он притянул ее к себе, не спуская с нее глаз. Казалось, он потрясен, словно ее вид вызвал у него настоящий шок. Кирхер закрыл глаза, а его дрожащие руки легли на ее бедра, поднялись выше, погладили выпуклую грудь. Леопольдина тоже закрыла глаза, откинула назад голову и предалась ласкам мужчины, которого она втайне так жаждала.
Лоранс Эмбер поставила стакан на стол, в ритме музыки «Компей секундо» подошла к Питеру Осмонду и обвила руками его шею. Осмонд осторожно попытался высвободиться из объятия.
— Лоранс… Зачем?
Но она, казалось, не слышала и легко коснулась губами его шеи, шепча: «Затем, чтобы было очень- очень хорошо…» Если бы Питер Осмонд решил не заходить дальше, он не продемонстрировал бы это с большим умением. Он держал руки, не касаясь своей подруги, не оставляя своего стакана с виски.
— Официально я еще женат…
Но Лоранс уже скользнула руками ему под майку и ласкала его спину.
— Ты женат совсем чуть-чуть… Ты же сказал мне, что вы расстались…
— Это правда, но…
Рука Питера, в которой он держал стакан, как нельзя кстати наткнулась на какую-то мебель. Теперь Осмонд был полон желания найти путь к бедрам Лоранс, однако все же предпринял последний весьма слабый отвлекающий маневр.
— Лоранс… Это не имеет будущего…
Но соблазнительница знала свою власть. Она откинулась назад, открывая пышность своего декольте и медленно проводя ногтями по его спине. Эта ласка, как всегда, произвела должный эффект. Словно электрический разряд пробежал по всему телу Питера. Он схватил ее и страстно поцеловал. Через несколько секунд они уже срывали одежды, направляясь к кровати.
То, что произошло далее, достаточно говорит само за себя и не требует нескромных комментариев. Бесстрастный и объективный наблюдатель ограничится констатацией факта, что процессы обольщения, которые определили флирт Леопольдины Девэр и Иоганна Кирхера, с одной стороны, и единение Лоранс Эмбер и Питера Осмонда — с другой, следовали разными путями, и мы можем только восхищаться разнообразием человеческих отношений. Тем не менее он отметит, что этот разгул страстей произошел в обстановке, отмеченной серией насильственных смертей. Нужно ли видеть в этом простое совпадение или же эффективную причинную связь? Близость смерти сказалась на половых отношениях этих человеческих существ?
Мы должны предположить, что этот вопрос, если отрешиться от сентиментальности, оказывается чертовски дарвиновским.
ПЯТНИЦА
Только разум ящерицы способен познать потусторонний мир.
ГЛАВА 29
Двое мужчин вполголоса беседовали в зале Теодора Моно. Если судить по их виду, можно было бы поклясться, что они собирают свои личные вещи, чтобы покинуть это место. Именно тем и занимались Питер Осмонд и отец Маньяни. Но, разбирая и раскладывая свои записи, сделанные в процессе исследований, они еще и вырабатывали настоящий план битвы.
— Я знаю немного больше об этом Иве Матиоле, — проговорил священник. — Он учился в Соединенных Штатах, если точно — в Остинском университете в Техасе. Был блестящим студентом.
— А потом?
— Окончил лучшим из своего выпуска семьдесят девятого года, несколько лет преподавал в Остине, потом, в восемьдесят восьмом, вернулся во Францию. Был назначен на должность сначала в Монпелье, потом, в девяносто втором году, в Лионе. С девяносто пятого преподавал в Париже, в Дофине. А потом он утратил свой престиж в университетской среде.
— Вы на редкость хорошо осведомлены, Марчелло.
Священник скромно улыбнулся.
— Мы имеем доступ ко многим источникам. Скажем так: сотрудничество между Ватиканом и французским государством оказалось эффективным.
— И тем не менее я не ожидал такого от вас…
— Все каналы информации ведут в Рим, Питер. В данном случае они стали для нас ценной
