знакомые, и я отправилась в Госконцерт. Пришла и попросила подобрать мне какую-нибудь работу с японцами.
Меня взяли, потому что как раз в это время приехала с гастролями танцевальная труппа – варьете из Осаки. Прибыли эти девушки с гастролями на целых 4 месяца. Ездили мы по всей стране – в Ленинград, на Украину, в Белоруссию, куда-то еще. Представляете, 4 месяца гастролей, и все 4 месяца мы вместе! Это был мой университет.
Таким образом, я научилась лучше говорить, узнала очень многое о стране. Я научилась тогда готовить всякие японские блюда из наших(!) продуктов. Я их по-своему переделывала, но тем не менее... Наши ребята тогда еще не знали, что такое настоящие суси, не то что сейчас. Никто представить себе не мог, каков на вкус настоящий удон. Ко мне приходили гости, и все ели палочками, а я надевала кимоно. Тогда меня это очень занимало. Я могла говорить о Японии бесконечно долго. Пословиц тогда много узнала, поговорок.
Я часто использую японские пословицы, но перевожу их сама, на свой манер. Смысл, мне кажется, при этом сохраняется, а звучат они лучше, чем при дословном переводе. Ну, например, у меня часто спрашивают: «Какой у вас жизненный девиз?» Есть японская пословица. В моей интерпретации она звучит так: «Спелый рис держит голову вниз». Может быть, сразу не очень понятно, но вот представьте себе рисовое поле. Ветер дует. И те стебли, у которых колоски пустые, поднимаются по ветру, вытягиваются вверх. А наполненные, спелые, наоборот, наклоняются вниз. Рис – как человек, и спелый рис для меня знак скромности. Я оцениваю человека умного, самодостаточного, развитого по тому, как он держится, насколько он скромен.
Но это лирико-философское отступление, а если вернуться к истории, то варьете уехало, но я уже хорошо научилась говорить и продолжала совершенствоваться дальше. Были потом еще группы, и профсоюзные, и Госконцерта. А еще позже я пошла работать в УПДК (Управление по обслуживанию дипломатического корпуса при МИДе). Мне сказали, что существует такая организация, где есть для меня точка приложения сил. Я работала с NTV – японской телекомпанией, и это было очень и очень интересно. Мы делали репортажи, снимали интервью и много всего еще делали увлекательного. А 18 лет назад я пришла работать в «Асахи».
– Ну, честно сказать, я была правой рукой шефа. То, что сейчас, наверное, называется референт. Я находила материал, я читала газеты, делала выборки из них – подыскивала что-то интересное, что надо было рассказать, издать. Переводила, конечно, очень много. Готовила интервью, ходила на интервью с шефом. Читала письма, отвечала на них, занималась документацией. Я же тогда была одна русская во всем «Асахи», поэтому делала все. Один шеф про меня говорил: «Хозяйка».
– Да, три раза, в конце восьмидесятых – начале девяностых годов. Была с труппой Большого театра. Была с ленинградской группой «Русские» как переводчик. А потом я была в Японии с мужем две недели и гостила у жены моего шефа. Она, кстати, очень интересный человек, пишет детективные романы.
– Мне по-прежнему нравится еда, а что касается новых впечатлений, то мне нравится Токио, его людской поток. Может быть, потому, что я вообще городской человек. Я люблю разговаривать со случайными прохожими. Это интересно.
– У меня необычное, не принятое среди японоведов отношение к японской культуре. Но я ведь и не японовед. Меня оставляют равнодушной многие японские традиции и то, чем другие обычно восхищаются. Мне, например, их гравюры не кажутся таким уж выдающимся произведением искусства, трехстишия не кажутся сгустком мысли и энергии. Мне это не говорит ничего. Их музыка, например, игра на кото или сямисэне, кажется нудной и скучной, а вот «попса» сегодняшняя мне весела и приятна.
У японцев присутствует, и мне это нравится, настоящая скромность человеческая. Они не могут сказать: «Я есть хочу», или «Мне холодно», или что-то там еще, чтобы другого не озадачить своими проблемами. И это на меня тоже перешло.
Мне даже сами японцы часто говорят: «Ты такая же, как мы». Я, например, никак не могу впереди научиться ходить. Даже если мужчина мне дверь открывает, я все равно буду сзади стоять. Те, кто меня знает, они рукой махнули, мол: «Это японка». Я не могу кому-то пальто отдать. Я пойду сама повешу. Я никого никогда не перебиваю в разговоре. Я не говорю: «Ну, может быть... Да, есть доля вероятности, что это так». В моей русской речи появилось вот такое, и это, наверное, чудно и странно.
– Нет, полжизни. У меня появилось другое интересное и требующее значительной самоотдачи занятие.
– Да, хотя стихи я начала писать только 14 лет назад, а до этого действительно около 10 лет моей основной работой была Япония. Параллельно потом уже появились стихи, песни. Затем начались концерты, творческие вечера, еще позже – телевидение, и работать с японцами стало уже не очень интересно, и потом, может быть, это нескромно звучит, но все-таки я стала узнаваема и появилось определенное отношение ко мне со стороны наших людей. Стало странно: почему я должна на работе у японцев ходить сзади, открывать дверь, работать секретарем и т.д. Ну вообще стало немножко не по себе.
К тому же, чем больше я становилась известна, тем больше планировалось творческой работы, надо было постоянно куда-то спешить. А в «Асахи», как на любой японской фирме, никто никаких скидок мне не даст. Так зачем же и их обременять, и себя? У меня теперь есть другие интересы, а проблем с молодыми кадрами сейчас нет ни у кого. К тому же, повторюсь, я не японовед, и многие взгляды профессиональных японистов на работу я не разделяю.
– Я много общалась с нашими учеными-японоведами, я знаю, что она многому научились, они знают язык, изучали историю, культуру и т.д., но я не понимаю: почему они должны так же, как японцы, кланяться? Почему наши, особенно это женщин касается, должны говорить, как они? Знаете, как японки говорят традиционно, тоненько так? Нет. Я есть я. Я иностранка, и я говорю и ясно, и понятно, и весело, и серьезно, но я говорю так, как иностранец говорит на японском языке. Просто смешно, если я буду так же кланяться по 150 раз, а у нас есть такие переводчики. Почему?! Я здешний человек. Я носитель этой культуры, и хотя я уважаю и ценю их культуру, но моя мне ближе. Поэтому я просто открою дверь, скажу: «Проходите», предложу чай. Уважая их культуру, я все-таки несу нашу, и не люблю, когда наши люди так старательно изображают из себя японцев. Нет, это не мое.
– Мне часто этот вопрос задают. Я думаю, что до конца они не представляют этого. К тому же я стараюсь не давать им повода относиться ко мне как-то по-особенному. Я ведь к ним пришла работать. Я даже рада, что этот вопрос у нас никогда не обсуждался. Зачем? Я прихожу на работу и делаю свое дело. Изредка я отпрашиваюсь на концерт или еще куда-то по делам. Правда, когда я вела некоторые телепрограммы, то они изредка смотрели. Да еще когда они купили российскую фонограмму по караокэ, то очень удивились. Там много оказалось моих песен, и мне показывали: «Гляди, тут даже твои песни есть!».
– Я слышала свой романс, переведенный на японский язык. Знаете, «Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала...»? Мне не очень понравилось. По-моему, песня многое потеряла и при переводе, и при исполнении. А других я просто не слышала. Не знаю, может быть, кто-нибудь и переводил. Честно говоря, меня это не очень волнует. Я не езжу за границу выступать. Я хочу здесь работать. Я здешний человек и только здесь могу заниматься любимым делом. Я люблю наших зрителей и наших слушателей.
