притупились немного от сытой жизни. В следующий момент она цапнула когтистой лапой то место, где мгновение назад был хомяк — гм, утратила немного навык. Ну ничего, сейчас, сейчас…
— Ба-бу-ля-а!! — зашелся в отчаянном реве пацаненок Димка, молотя ладошкой по сетке. — Ну прогони ты ее! Не трогай мышку, дура!
У клетки начал собираться народ.
— Не, ну это ваще дурдом, — озабоченно проговорил тощий, как грабли, парнишка с сосисками- дрэдами на голове. — Что, нельзя их в другое время кормить — надо, чтоб чипиндосы всякие видели?
— Когда положено, тогда и кормят! — отбрила его красивая ухоженная мама маленькой садистки. Судя по всему, ей тоже нравилась сцена охоты. — Будут тут еще всякие хиппари сопливые советы давать!
— Херня это все, — осторожно возразил сопливый «хиппарь». — Они на воле по ночам жрут, пускай бы и кормили их по ночам, пока не видит никто…
— Уйди, дура такая! — бился в истерике Димка. — Тьфу!
— Он плюнул в сову, но слюни только потекли по его трясущемуся подбородку.
Эх, пропади оно все пропадом! Я поднырнул под ограду, двинул кулаком по гладкой сетке. Хоть бы хны. Тонкая, но прочная, зараза. Я суетливо раздернул молнию сумки, выхватил бокорезы. Прочная, да тонкая… Двумя щелчками перекусил соединения полотен сетки, рванул отошедший край на себя, сунул руку внутрь.
— Айда сюда, парень!
А еще говорят, что у хомяка ума — с горошину. Серый комочек метнулся прямо ко мне на ладонь, я вытащил его наружу — встрепанного, дрожащего, обалдело вертящего розовой мордочкой с черными глазами-бусинами.
— Мужчина, вы что хулиганите! — взвилась ухоженная мамаша. — Вам кто дал право инвентарь портить?!
Возмущенный визг ее был заглушен разочарованным ревом дочери.
— Ты, дядя, лучше хватай задницу в горсть и — скачками отсюда, — дал непочтительный, но дельный совет «хиппарь». — А то повяжут.
— Дырку заделать надо… — копался я в сумке, выуживая обрывок проволоки.
— Ничего, отец, чеши. Я заделаю.
— Ага… На, проволоку возьми.
Торопливо покидая с хомяком в кулаке место схватки, я оглянулся и успел заметить Димку, размазывающего слезы и сопли по сияющей рожице.
Сергей задумчиво вертел чашку, глядя, как кофейная гуща образует на стенках замысловатые коричневые иероглифы. Вздохнул, звякнул чашкой о блюдце.
— Нет, Саня, не могу я ствол достать, — проговорил он, не отводя глаз. — Точнее, смог бы, сегодня это — дело нехитрое. Только зачем это тебе?
— А что мне остается?
— И что, думаешь, сможешь выстрелить?
— Не знаю, — честно признался я. — Но наверное, смогу, если совсем уж прижмет. А что делать? Если Генка квартиру отберет, куда нам деваться? К старикам перебираться? Мои — в деревне, у них самих домишко маленький. У Ленки они — вообще в коммуналке живут. А работать где, а то, а се? Пристрелю гада, и гори оно все синим пламенем. Пусть сажают, зато хоть семья с квартирой останется…
Сергей внимательно посмотрел на меня.
— Слушай, а ты здорово изменился за эти дни. Даже внешне — весь подтянулся как-то, пуза почти не видно, щеки ввалились…
— Жизнь подтянула. Вон, Васька — и тот в драку кинулся, как жизнь заставила. А я же не хомяк все- таки.
— Ты его Васькой назвал? — удивился Сергей.
— А что? Плохое имя? Пока к тебе ехал, я его по всякому окликал, думал, как назвать. Он сидел себе и внимания не обращал. А на Ваську вроде среагировал — голову поднял, стал усами трепыхать…
— Так это же девчонка! — засмеялся Сергей. — Василиса!
— А ты откуда знаешь?
— А вот, смотри…
— Ну и ладно. Василиса, так Василиса.
— Давай, еще кофе сварю, — поднялся Сергей. — Ты пока включи комп, ага?
Серегин хомяк, сидя в большой клетке, явно тяготился своим заточением и проявлял живой интерес к Васе-Василисе, сидящей рядом, в маленькой пластмассовой клеточке, куда ее поместил Сергей («а то слиняет, ищи потом»). Василиса скромно, как и положено воспитанной девушке, грызла тыквенную семечку и не обращала на ловеласа никакого внимания.
Вошел Сергей с дымящейся туркой в руках, разлил кофе по чашкам.
— Включил машину?
— Пароль введи.
— А, да, — потыкал он в клавиатуру. — Грузись, машинка…
Сел в кресло, отхлебнул горячущего кофе и подмигнул мне.
— Нич-чо, Сань, не дрейфь — прорвемся.
— Ты что задумал? — ясно было, что у Сергея созрел какой-то план.
— Да я и раньше об этом думал, а раз теперь так все складывается — так нечего и думать, делать надо.
— Да что делать-то?
— У себя на сайте программу выложу, вот что. Для всех желающих.
— Ты что — серьезно? — опешил я.
— А фигли нам, взрослым кабанам? Пускай качают, кому не лень.
— Слушай… Неужели не жалко?
— При чем тут «жалко-не жалко»? Просто надо так. Она ценная, пока у одного в руках. А этот один, как ты убедился, наворотить всякого может. А так — совсем другое дело. Завтра в любом ларьке купить можно будет.
— Но все-таки…
— Сань, ну ты заколебал, елки! Что, ждать надо, пока этот козел твою дочь украдет? Или маманю мою? Их-то к себе не привяжешь. Все, решили. Модем вруби…
Появление хомяка в семье вызвало радостный Светкин визг и умильное Ленкино сюсюканье. Только имя Василиса ей не понравилось.
— Долго выговаривать, — заявила она. — И какая она Василиса? Василиса — это что-то такое могучее, а она вон какая маленькая.
— А что делать? — расстроился я. — Она только на Васю отзывается.
— Тогда пусть будет Бася! — недолго думая, решила Ленка.
— Что еще за Бася?
— Сериалы надо хоть изредка смотреть, папуль! — назидательно отозвалась Светка. — Тогда будешь знать, что Бася — это уменьшительное от Барбары.
На том и порешили.
Генке я назавтра не звонил. Работал себе спокойно и упивался сладким мстительным чувством, представляя, как тот сейчас поглядывает на телефон в уверенности, что я вот-вот позвоню и паниковским голосом буду скулить: дескать, возьмите меня, я хороший. А вот черта тебе лысого. Хоть Волобуев из нас я, но пресловутый меч получишь ты.
Генка позвонил сам. Откуда он мой рабочий телефон узнал, интересно? Я ему не давал.
— Здоров, Сань, — голос Генки был вполне миролюбивым. Наверное, решил, что не стоит сразу палку перегибать, если я и так никуда не денусь. — Чего не звонишь?
— Да работы много, — небрежно ответил я. — Некогда.
