Данюшка, вышел. Я, — говорит, — этот халат купила еще при Бореньке, на барахолке у одного китайца. Он тогда был белый, дракончики на нем были более яркие, но не новый. Да, он и тогда старый как мир был, но крепкий и красивый, диковинный такой. Шелк натуральный. Только пуговица уже была испорчена, перламутр побит. Я китайцу, помню, говорю: пуговица на халате плохая, подешевле отдай. Прямо как сейчас это все помню, а он, китаец, говорит: „Пуговиса на халате осень холосая, слосная пуговиса“. В общем, не уступил дешевле. Халат я все равно купила, понравился мне шелк, а пуговица… ну и шут с ней. Я хотела пришить другую, но ни одна по размеру не подошла. Эта-то вон, смотри, какая большая».
Я как этот халатик увидел, и пуговку эту, ну, думаю — то, что надо. История про китайца тоже вдохновила меня до крайности. Не зря, думаю, мы весь дом перерыли, все-таки есть у меня настоящая хватка. Я Дези спрашиваю: уж не у Даоса ли она купила халатик? Она тетка с юмором. «Все, — говорит, — может быть». И рассказала, что на Тишинскую барахолку часто тогда ходила и многих там знала. А этого китайца никогда ни до, ни после не видела. Были разные другие китайцы, особенно на праздники, на ноябрьские и на майские, продавали шарики и бумажные веера, и всякую всякость, а этого — больше никогда. Я Дези говорю: «Мне пуговица эта нужна». Она удивилась: типа зачем тебе? Я ей пока не стал объяснять ничего. Дези — добрая душа: «Нужна, так бери». Долго ножницы искали, чтобы отпороть. Представляешь, нитки такие прочные, никак не отпарывалась. Я и так, и сяк, нижние дырки — просто намертво. Я боялся халат порезать — ну прямо, как припаялась! С большим трудом отпорол. Под пуговицей кусок халата как новенький, на то место, где пуговица находилась, попадал рот дракона, а у дракона во рту — иероглиф черный. Я рассмотрел всех других драконов на халате — у них ни у одного никаких иероглифов во рту не было. Чудно. Это меня еще больше убедило, что все не случайно и что мы на правильном пути.
— А что за иероглиф? — спросила я.
Полюшко достал кусок мятого тетрадного листа.
— Вот, перерисовал… у меня, правда, с рисованием дела не очень… попытался, как мог.
Я посмотрела на это творение. Ничего особенного. Хотя, может, все правильно изображено, я китайских иероглифов не знаю, так же как и японских. Вот Мураками может знать, ему даже люди иероглифы напоминают, что-то такое он вроде говорил. Что же это получается, мы без Мураками шагу ступить теперь не можем, должны за ним как цыплята за курицей ходить? Внезапно меня осенило. Интернет!
— Митя, сыночка моя, — позвала я сына.
Он явился, вежливо поздоровался с Полюшко.
— Митенька, посмотри в Интернете вот этот иероглиф, нам очень надо.
— Что это за иероглиф?
— Именно это нам и надо узнать при помощи современной техники.
— Я спрашиваю, какой это иероглиф?
— Скорее всего, это китайский иероглиф.
Митька удалился.
Я Полюшке говорю:
— Сейчас нам все станет ясно.
— Какой у тебя сын золотой.
— Это не то слово, сама удивляюсь, это мое лучшее произведение.
Прошло довольно много времени, мы выпили по три чашки чаю.
Наконец появился Митя.
— Иероглиф переводится — «выход».
Мы с Полюшко переглянулись.
Полюшко обратился к Митьке:
— Дмитрий, мне нужно ненадолго похитить твою маму по одному делу. Отпустишь ее?
— Знаю я эти «ненадолго». По два дня ее нет.
Я возмутилась — что значит, по два дня меня нет? Это было всего один раз!
— Нам очень надо, — просил Полюшко. — Что ты, не мужик, не можешь два дня побыть один?
— А вы опять на два дня?
— Да нет, это я для подстраховки.
Я Митьку начала просить, чтобы он бабушке ничего не говорил.
В общем, он, конечно, согласился, и мы опять отправились в «Исход».
Как все-таки хорошо идти по ночной весенней Москве! Это словами не выразить. Было совсем тепло. Горели фонари и фонари— ки. Деревья шелестели. Просто чудо какое-то. Мы шли в Замоскворечье, держались за руки, не разговаривая, и так было хорошо. «Идти бы так всю жизнь, а вокруг май», — пронеслось у меня в голове. Мне совсем не хотелось в подземелье, я старалась не думать о цели нашей прогулки. Можно же себе представлять, что мы вот так просто вышли и гуляем без забот?!
Очень быстро мы добрались до места. Дверь в клуб была закрыта. Полюшко набрал код, мы оказались в подъезде.
— Даниил, я не хочу идти к Коле. Может, сразу вниз?
— Мы к Коле не пойдем, не бойся, некогда нам там рассиживаться.
Дверь в подземелье была приоткрыта. Внизу темно.
— Мы не взяли фонарь, — сказала я.
— Сейчас кое-что проверим, — прошептал Полюшко. — Идем.
Он достал из кармана пуговицу.
Интересный эффект — пуговица мерцала в темноте! Нехарактерно для пуговиц, но меня это не очень уже удивляло.
— Светится, как светлячок, — сказала я.
— То-то и оно, я же тебе говорил, у меня чутье.
Вдвоем мы очень быстро спускались. Мне совсем не было страшно, ни капельки. Вот уже то место проскочили, где слышен поезд метро, теперь, по-моему, оставалось недолго. Все совсем не казалось зловещим, даже глубина меня не так уже беспокоила. Пуговица светилась тускло, но все равно не было ощущения, что мы находимся в полной темноте.
— А вдруг дверь там наверху захлопнется? — спросила я Полюшко.
— Нет, это было для Мураками — специальное VIP-предупреждение.
— Почему ты так думаешь?
— Это как у Киплинга: когда один принц пир на весь мир приготовил, типа все знал, сколько и чего, всех, говорит, накормлю, всех и каждого. И вдруг из моря вылезло чудище и все продукты сожрало. Принц очень расстроился, ему казалось, он знает точно все досконально, а тут одна всего лишь животина: «Ам!» — и все… Осторожнее, тут высокие ступеньки.
Мы почти у цели, еще немного. Каморка была темна. Где это место? Внезапно мне стало страшно, я прижалась к Полюшко. Он обнял меня.
— Не бойся, это там, в углу. Мы только попробуем.
Мы подошли к месту, где должна была быть розетка.
— Я ее вижу, — пробормотал Полюшко. — Н у, с богом…
Он положил пуговицу на розетку. Ничего не произошло. Я успокоилась, думаю: и хорошо, и очень даже хорошо, сейчас мы вместе быстро наверх.
— Вот я дурья башка, — сказал Полюшко. — Я же ее неправильно положил. — Он повернул пуговицу против часовой стрелки так, что верхняя дырка с остатками перламутра — кстати, это от этой части пуговицы исходило свечение — оказалась наверху справа. Каморка озарилась ярким желтовато-розовым светом.
— Вход открыт, — провозгласил Полюшко.
— И что теперь?
Полюшко наклонился и заглянул внутрь.
