– Сама даже не знаю, что я тут делаю, – проговорила она. – Вроде заказа жду, а на самом деле сижу на жердочке под проливным дождем и не знаю, то ли под дождь вылетать, то ли на ветке насквозь промокнуть? Спой мне песенку с хорошим концом, чтобы согреться и спокойно уснуть.
– Ты и так спишь, – проговорил Устюг.
– Это совсем не то, я хочу видеть чудесные сны и просыпаться бодрой, живой.
– Не хватает живости, – сказал мертвец, перевернувшись в гробу.
– Ты думаешь, все это бесполезно?
– Нет.
– А почему все время эти похоронные настроения? Я что, скоро умру?
– Ты не умрешь.
– Никогда?
– Когда-нибудь, но не сейчас, не скоро.
– Откуда ты это знаешь?
– Давай отойдем отсюда, тут как-то вязко.
Пупель открыла глаза. Теперь она наконец– то поняла, почему ей так холодно и мокро. Она находилась по горло в жутком, самом, что ни на есть, настоящем болоте. Хлюп, хлюп и пузыри...
– На помощь, спасите! – закричала она. Ужас проник вовнутрь. Ей казалось, что через минуту эта грязная вонючая ряска сомкнется у нее над головой.
– Я не успел рассказать до конца тебе ту историю.
– Вытащи меня отсюда, я сейчас захлебнусь, ты что, не знаешь, что нет ничего на свете хуже, чем слушать сказки, лежа в луже.
– Пройдемся по галерее, как пахнут розы, посмотри, вдали море – бирюзовое, прозрачное. Забудь обо всем, не завязай, ты чувствуешь бриз?
Пупель шла по мраморной с изящными перилами галерее. Высокие шпильки белых лодочек стучали по мрамору, цук-цпук, на голове широкая шляпа с белой розой, кремовая юбка с огромным разрезом до полу, легкая батистовая кофточка с выстроченными складками, бусы из слоновой кости, завязанные элегантным узлом.
– Здорово я разоделась, так прямо-таки неожиданно, интересно, почему мне раньше всегда казалось, что на высоких каблуках ходить неудобно, я просто лечу, даже прыгать могу.
Пупель подпрыгнула и ненадолго зависла в воздухе.
– Полетели к морю, – просвистел Устюг.
Они сидели у камина. Огонь полыхал вовсю, поленья трещали и шипели.
На столе стояла супница с розочкой.
«Розочка – точно такая же, как на моей шляпе», – подумала Пупель.
– Ешь суп, а я буду рассказывать, – произнес Устюг тоном заботливой мамаши.
– А хлебушка можно? – Пупель сглотнула слюну.
– Вот он на тарелочке, намажь маслом.
Пупель откусила кусок и съела ложку горячего овощного супа с геркулесом.
– Сметанки нет?
– Открой глаза, она уже давно на тебя смотрит и улыбается белой жирной улыбкой.
– Давай, рассказывай, меня просто раздирает любопытство.
– Сейчас полешко в камин подброшу.
– Я, честно говоря, все время думаю о твоем рассказе, просто не сплю от всех этих мыслей.
– Ты как раз спишь.
– Давай не будем препираться, просто, пожалуйста, что там дальше было?
Устюг неторопливо, как заправский сказочник, начал свой рассказ.
Второй рассказ Устюга о городе Пермолоне
Что за город Пермолон! Диво-дивное, чудо-чудное! Ах, что за город, ах, что за столица! Только с некоторых пор в городе стали странные вещи твориться. Ох, чудные дела стали происходить. После того как наконец-то нашли пермолонцы то, чего им не хватало в жизни, как-то по-особому все им стало видеться. Надо было им приспосабливаться к новым условиям. К новому всегда потихоньку привыкаешь. Раньше-то, когда у них врагов не было, что за жизнь – живи себе и в ус не дуй, думать практически не надо было. А теперь-то – совсем другое дело. Теперь– то надо все время быть начеку, мозгами шевелить. Мало-помалу магазины стали закрываться, а те, что открытыми оставались, товар держали не на самом видном месте, кто его знает, что будет? Как-то освещение на улицах перестали включать, много света – хорошо видно, а в темноте спокойнее, вроде темно, и ладно. Хрустальные крыши на небоскребах перестали надраивать, чтобы те не блестели и блеском своим народ не смущали. Бассейны и фонтаны решили обезводить, в воде этой правды нет, чего хлобыщет? А с питанием просто вообще полные непонятки получились. Теперь все время вставал вопрос – хочешь ты есть или нет?
А дело было так. После той, первой истории президент призадумался. Он так призадумался сильно, очень жалел, что не ему в голову эта идея пришла идти с врагами до конца. И вот он решил немного все по-своему сделать, чтобы все поняли, кто есть кто – кто президент, а кто гусь лапчатый и лук репчатый. Вот он собрал палаты, верхнюю и нижнюю, народу, правда, в них поубавилось, но всем известно – меньше народу – больше кислороду. Вот он собирает палаты и так, туда-сюда, всякую белиберду им говорит, усыпляет бдительность: о погоде, о природе, сколько посеяли, сколько пожали, сколько мяса, сколько молока и разную другую мурень несет. Палаты расслабились, думают, если так и дальше пойдет, то пущай течет-льется. Некоторые из палат даже задремали, под «столько-то процентов молока, столько-то центнеров пшеницы». И тут вдруг ни с того ни с сего президент спрашивает, нежно так, ласково, – вы не проголодались, кушать-то никто не хочет? Все встрепенулись, орут, глотки дерут – очень хотим, все голодные, как волки. Только некоторые не отвечают, потому что спят крепким сном, утомились про проценты слушать, укачал их президент. Неспящие все с мест повыскакивали и на низком старте стоят.
А президент-то не промах. Он смотрит так внимательно на них и произносит.
Он так с улыбкой произносит: «Что же это вы голодаете, что ли? Неужели у нас в Пермолоне, что ли, голод, что же вы на работу голодными приходите или же вам денег на еду не дают?» Те, которые спали, проснулись, сидят, молчат, напрягаются. Самое интересное-то они проспали. А президент именно к ним обращается: «Вот я смотрю, не все у нас голодают, есть некоторые – патриоты и настоящие пермолонцы, не хлюпики. А посмотрите на этих голодающих: вот где сконцентрировались настоящие враги, в самой, так сказать, сердцевине, в наших палатах. А с врагами как у нас?» Те, которые спали, хором воскликнули: «ДО КОНЦА!»
Пупель проснулась, открыла глаза. За окном было раннее утро. Она опрометью бросилась к своему столу и начала писать.
История Пупель
Приближалось время весенней сессии, время окончания первого курса высшего художественного заведения. Пупель совершенно запустила все свои занятия.
Ей было не до того. Она ни с кем не общалась. С Надей они поссорились. После встречи Нового года Надя несколько раз предлагала снова устроить вечеринку, но Погост был категорически против – он считал, что все вечеринки и ненужные общения не только не способствуют процессу просветления, но и, напротив, замедляют этот самый процесс. Пупель пыталась объяснить это Наде, она говорила, что сейчас очень занята, что никак не получится, и в следующий раз навряд ли.
– Что, ни на секунду не можешь оторваться от своего сумасшедшего Погоста? – спрашивала Надя.
Пупель мялась. Ей абсолютно нечего было ей сказать, доводы о вреде вечеринок на процесс просветления из ее уст звучали бы неубедительно и глупо, а просто: «Я не могу тебя пригласить, потому что Погост не желает тебя видеть», – обидело бы Надю. Но Надя и без всяких доводов обиделась. Пупель это поняла.
Как-то в курилке они разговорились с Коняшкиным, но тут подошла Надя и злобно прошипела: «Оставь ее, Марк, она вся уже на Погосте, с живыми людьми ей не интересно».
Больше они не разговаривали. Коняшкин здоровался при встрече, Надя – нет. Сначала это расстроило Пупель, но, в общем, ей было все равно, ее занимали совершенно иные проблемы. Приходилось судорожно
