голодная еда, Там жида нету никогда». «А что ты робишь, гражданин?» — Спросил тут дьявола один. «Сказать по совести, друзья, То жида людям сделал — я». Едва сказал он это слово, Как черта бить начали снова… Лупили граблями, цепом, Лопатой, веником, серпом. Едва бедняга цел остался. И из колхоза вмиг убрался. Подумал черт: «Ей, ей же, ей, Видать подлюка мой еврей. Пойду-ка в город, посмотрю, С людьми я — ТАМ поговорю». Пришел на фабрику и в цех, Спросил про жида. Хохот, смех. «Средь грязи, копоти, станков, Искать жидов? Жид не таков! Он председатель, он нарком, Партиец он всегда притом. Парторг, директор иль завскладом, Он служит здесь, ворует рядом. Паек, квартира и авто, Жене новехонько манто. А мы как жили, так помрем, Другого в жизни мы не ждем» Услышав ругань, брань и мат, Поплелся черт наш в Наркомат. На двери надпись на металле — Нарком Шевченко и так дале… Вошел черт, плакался, молился, Пока приема он добился. Попав в роскошный кабинет, Черт замер: сон то или нет? Ведь это ж он, тот самый жид! Он в кресле кожаном сидит. Сто лет назад он хвост купил И палец черту укусил. Когда ж расплачиваться стал, То даже беса обсчитал. Черт рад обнять его как сына. Что за прекрасная картина… Но оказался скверным сын. — «Что вам угодно, гражданин?» И черт, волнуясь, говорил, Как он в котле ту смесь варил, Как смесь та триста лет томилась, Как что-то в ней зашевелилось, Какой был смеси гнусный вид, И как оттуда вылез жид… Нарком внезапно быстро встал На кнопку тайную нажал — Тотчас же двери отворились, И двое в форме появились. — Не знаю, кто это, но он, Похоже, вражеский шпион! Чтоб не случилося беде, Возьмите их в НКВДе! Тут черт безумно разозлился И к жиду так он обратился: «Ах ты, продажная душа! Ты ж не имел, брат, ни шиша! И только я тебе, подлюке, Подал в беде когда-то руки. А ты тут — здорово живешь, Совсем своих не узнаешь!» «Ну, что ви — слышали? Довольно! Хватайте этот речь крамольний!» И черта бедного взашей Со всех погнали этажей. В авто без окон усадили И быстро-быстро укатили… Когда попал черт на допрос, То с горя он повесил нос. Как всякий бес видал он виды, Но не стерпел ТАКОЙ обиды: Жидовским духом тут воняет, Жид жида жидом погоняет. Не знал наш черт еще беды — В НКВД ж одни жиды!!! В два счета кодло закипело, И бесу вмиг пришили дело: Мол, у него шпионский вид. А, главное — антисемит! — Позвольте, — черт тут закричал, — Да это ж я его создал! Услышавши подобный бред, Вмиг осознали его вред. И многих слов не говоря, Постановили — в лагеря! А чтоб виновный не брыкался, И чтобы он во всем сознался, То черта мучили и били, Все пытки Ада применили. В душе мой черт должен признаться, Что с ними Ад не мог тягаться. Чуть Богу душу не отдал И все, что надо, подписал. И черта на гнилой соломе Везут в раздолбанном вагоне. Поехал. Не Кавказ, не Крым, На Соловки его, в Нарым. Там были русские, грузины, Поляки, немцы, осетины. Народ везли со всех краев, Вот только не было — жидов. Пять лет по ссылкам черт шатался, Всего несчастный навидался. И понял раз и навсегда, В чем людям горе и беда. Что всех дурачит, всем вредит Его творенье — подлый жид. И как безумно был он рад, Когда попал обратно в Ад!!! Он там попарился, умылся, Вшей вывел, наголо побрился. В Аду, тут понял Люцифер, Живут честней, чем в СССР. Кто праведен был — в Раю тот спит, Кто виноват — в котле сидит. А там невинные — в тайге, А вороватые — в Кремле! Созвал наш дьявол съезд чертей И после пламенных речей Решили все — без лишних слов: Спасай Россию — бей жидов!!! Москва 1935 год Автор неизвестен
Голубые ели в Кремле. И пили тоже… «Очевидное-невероятное». Кирилл БЕЛЯНИНОВ, обозреватель «Совершенно секретно»
— Товарищ милиционер, там в садике голубые к прохожим пристают!
— А ты не ходи в наш садик, противный!
Несмешной анекдот про Александровский сад Если к рядовому сотруднику московского ОВД «Новые Черемушки» тихонько подойти и столь же тихо, желательно на ухо, сказать всего лишь четыре слова: «19 июля 1994 года», — могу поспорить, что сотрудник грязно выругается и отойдет от вас подальше. Впрочем,
