государство (в Палестине), та религиозная община, во главе которой оно стояло, представляла собою внушительную, а при известных обстоятельствах и опасную силу». (Моммзен, Rom. Gesch. V, 497). (Евреев диаспоры считают насквозь эллинизованными, а евреев Палестины — партикуляристами…) «Не следует преувеличивать разницы между палестинским и эллинистическим еврейством: это две ветви от одного и того же ствола; вся разница только в том, что на одной из этих ветвей навешано немного эллинства» (Бертолет, о. с.337). «В действительности разница между диаспорой и Палестиной не была значительной» (P. Kruger, о. с.53). «Таким образом, нельзя слишком резко противопоставлять еврейство Палестины и диаспоры» (Bousset, Die Relig. d. Judent., Berlin, 1903, 115). Действительно, вся дошедшая до нас в отрывках еврейская светская литература (Артапан, Езекиель, житель Палестины Евполем и др.) создана людьми, пропитавшимися насквозь эллинской культурой и в то же время проникнутыми самым живым и горячим национальным чувством. «Эта эпоха, наряду с эллинистами, ярко выраженного антинационального прямо симпатизирующего язычеству направления, создала также людей, которые, несмотря на глубокое знание греческой литературы и увлечение греческой наукой, отличались нерушимою верностью своему народу и религии; кроме целого ряда других фактов, это видно прежде всего из фрагментов Евполема» (Freudenthal, o. c. 128). Разительным подтверждением сказанного может служить поведение эссенян. Эссеняне — еврейская секта, видевшая спасение не в национальном, а в индивидуальном самоусовершенствовании. Эссеняне были «слугами мира», они были проникнуты человеколюбием и считали величайшим грехом войну. Даже местные властители признали за эссенянами право не быть привлекаемыми к военной службе и вести коммунистический образ жизни (Philo, quod omn prob. II, 459). И, тем не менее, когда опасность стала угрожать главному центру мирового еврейства, они, несмотря на то, что относились скептически к святости храма и жертв, несмотря на свой резкий принципиальный антимилитаризм, идут добровольцами в ряды сражающихся евреев; и в качестве офицеров, и в качестве рядовых солдат они проявляют полное забвение личных интересов, самоотверженность и храбрость. Национально-патриотическая закваска была в них так сильна, что оказалась сильнее убеждений, составлявших дело их жизни. (Jos. Bell. iud. II, 8. 10. 20, 4 III 2, 1 ср. M. Friedlander, o. c. 68–69). Конечно и среди евреев было немало лиц, ассимилировавшихся до конца, так как такая ассимиляция давала крупные жизненные выгоды, сильно облегчая борьбу за существование. Внешним признаком такой полной ассимиляции было принятие показной стороны государственной религии. Правда, греко-римская интеллигенция этого времени, воспитанная на идеях философов, сама относилась скептически к народной вере; философский атеизм был даже в моде. Но внешняя принадлежность к государственной религии требовалась от культурного человека общественным приличием, как нынче от культурного европейца требуется внешняя принадлежность к христианству. Ренегатов поставляли преимущественно высшие классы населения, дальше всего отошедшие от народной традиции (на ренегатство жалуется Филон, de poenit. 2, cp. Bertholet, o. c. 274, Bludau, o. c. 40), но надо заметить, что даже в высшей интеллигенции они, в противоположность тому, что было у «пришельцев» других национальностей, составляли ничтожный процент. Причина этого в том, что национально- патриотическое чувство в еврейских общинах было очень сильно; такая полная ассимиляция обязательно сопровождалась окончательным разрывом со всеми родными и близкими и была доступна только лицам, для которых возможно было не считаться с общественным мнением еврейской колонии. Евреи питали к ренегатам жгучую ненависть; поэтому даже в минуты самых тяжелых гонений лишь немногие решались на этот шаг. В «III кн. Маккавеев», когда царь Птоломей IV, под угрозой лишения всех прав, предписывает евреям посвятиться в мистерии Диониса, только немногие покорились и ренегировали; большинство пошло обычным еврейским путем — пыталось уклониться от гонений взяткой. Царь возмущен тем презрением, которое евреи выражают к лояльным гражданам из своей среды, т. е. к ренегатам: «Тем немногим из них, которые выявили лояльность к нам, они и речами и молчанием выражают свое презрение» (3, 23). III кн. Маккавеев написана по той же литературной схеме, что и книга Эсфири: только смелости в ней меньше; мечта расправиться с антисемитами заменяется здесь более скромной мечтой расправиться с ренегатами: убедившись в правоте евреев, царь разрешает перебить ренегатов (7, 10–15). Точно так же в лирической еврейской поэзии, в псалмах, выражается ненависть и презрение к ренегатам (напр., Псал. 25, 3). Разрешая евреям перебить ренегатов, Птоломей IV принимает в соображение выдвинутый ими довод: на тех, которые из чревоугодия презрели заповеди Божьи, и царь никак не может положиться, как на верных граждан (7, 10–15). Довод этот в известной степени верен: уход от еврейства являлся таким позором с точки зрения тех традиций, в которых ренегаты были воспитаны, что обыкновенно уходили самые уродливые в нравственном отношении (Philo, o. c.) личности, и так как их отношения с евреями были испорчены навсегда, то часто они делали карьеру на еврейских же гонениях. Племянник знаменитого Филона, Тиберий Александр, принял государственную религию и в 67 г. по Р. Х. был назначен наместником Египта. Как мы видели выше, он был устроителем одного из жесточайших еврейских погромов в Александрии (Jos. Bell. iud. II, 18. 1–8, cp. Bludau, o. c. 89). «Еврейский погром в Антиохии во время разрушения Иерусалимского храма был вызван тем, что какой-то еврейский апостат сделал официальный донос, будто евреи — жители Антиохии собираются поджечь город» (Jos. Bell. VII, 3, 3, cp. Mommsen, Rom. Gesch. V, 541). Хотя число выдвинувшихся евреев, несомненно, и было соответственно ниже общего числа их, тем не менее, выдвижение на видные роли в античном обществе евреев, не скрывающих своей национальности, при взглядах древних на «граждан второго сорта» не могло не резать глаз «хозяевам страны». Так, знаменитый Апион в числе «возмутительных и подлых дел, вменяемых им в вину александрийским евреям» (Jos. c. Ap. 4, 533 fr. 63 C R1) указывал и на то , что при Птоломее Филометоре и Клеопатре евреи Оний и Досифей были главнокомандующими всего войска (ibid. 549) . Любопытно, что и нынешние ученые находят возможным присоединиться к возмущению Апиона… «Это естественная реакция эллинистического народного чувства против чуждого элемента, занявшего слишком много места в его жизни», — говорит Блудау (о. с.78). Сверх того, евреи, выдвинувшиеся в античном обществе, с точки зрения этого общества, не проявляли достаточной скромности и такта. Мало того, что они открыто заявляли себя евреями, они еще, в своем национально- патриотическом задоре, считали свой народ выше и лучше самих хозяев как в отношении происхождения, так и в отношении мудрости и добрых нравов. Из I кн. Маккавеев (12, 6; 14, 20) мы с удивлением узнаем, что евреи в официальных дипломатических документах считали себя и спартанцев, наиболее чтимое в нравственном отношении племя Греции, происходящими от общих предков. Тенденция к сближению себя со спартанцами была вызвана некоторым (внешним) сходством спартанских и еврейских законов, в частности, в отношении к иностранцам. Каким же образом устанавливалось это родство? По правдоподобной гипотезе Вилльриха (Juden u. Griechen vor der makk. Erhebung, Gottingen, 1895, 43–44) это сближение было сделано еврейским интерполятором Гелланика, греческого историка V века. Гелланик (fr. 2 Muller) в числе древних богатырей спартов упоминал Удея (Udaios). Интерполятор ввиду созвучия мог видеть в спартах предков спартиатов, а Удей (Udaios) отождествлялся с Иудеем (Judaios), предком— эпонимом евреев. Еще более важно было для евреев доказать, что они, во всяком случае, выше по происхождению, чем местное население Египта — коренные египтяне. Это сделать было им очень легко. Они могли сослаться на документ, по их мнению, почти современный — на Библию, где говорится: 1) что еврей Иосиф уже в древности был фактическим правителем Египта; 2) что Бог определенно стал на сторону евреев против египтян и рядом казней (между прочим, наслав на египтян накожную болезнь) заставил их разрешить евреям уйти из Египта, словом — это историческое свидетельство показывает, что евреи — если не более древний, то, во всяком случае, издревле более почтенный народ, чем египтяне. Правда, в египетских преданиях не нашли ничего, что подтверждало бы свидетельство Библии; но здесь рассказывалось о том, что Египет был долгое время под властью азиатских кочевников — гиксосов. Как известно, азиатскими кочевниками были и евреи; следовательно, гиксосы и евреи одно и то же, и даже из египетских источников видно, что евреи некогда были хозяевами Египта. В древности такой способ внушить к себе уважение не был чем-то особенным. Каждый греческий городок — полис — в борьбе со своими соседями пытался при помощи старинных преданий доказать, что его граждане искони родовиты и праведны, тогда как противники происходят от негодяев и подонков общества. При этом ни один старинный рассказ не отвергался, как выдумка: старинность была гарантией правдивости. Изменялись лишь мелкие подробности, группировка и освещение фактов, делались сопоставления и отождествления и в результате удавалось доказать все, что только было желательно. Так же поступили в данном случае и евреи, так же ответили им и их противники. Они не отвергали в корне еврейского предания, а только исправляли его. «Бог, наслав на египтян накожную болезнь, заставил их разрешить евреям уйти из Египта». «Заставил их
