ПОВЕСТЬ О ВЕЛИКОМ МИРЕ

по дорогам далёкой степи.

Ему хотелось уйти далеко, поэтому звук водопада в горах позади был едва слышен. Его величество изволил подумать со страхом: «Может быть, сюда явятся мои преследователи?» — и шаг за шагом продвигался вперёд, куда ему хотелось. Когда это государь мог научиться ходить по дорогам?!

Тадааки-асон тянул государя за руки, толкал его в бёдра с таким ощущением, будто они ступают по дорогам во сне, будто ходят по одному и тому же месту, тревожился о том, как быть дальше. Они брели по степным росам, утомляя свой дух и плоть. Когда опустилась совсем глубокая ночь, невдалеке в лучах луны послышался звон колокола, и ориентируясь на этот звук, Тадааки-асон вышел к какому-то дому и постучал в ворота.

— Как пройти к порту Тибури? — спросил он.

Из дома к ним вышел мужчина-простолюдин. Опознав его величество по внешнему виду, он, хотя и был грубым земледельцем, выказал ему глубокую почтительность и молвил:

— До порта Тибури отсюда всего пятьдесят тё, но дорога делится на южную и северную, так что вы станете сомневаться, которую из них выбрать, поэтому я лучше провожу вас.

Его величество легко согласился на это, и вскоре они прибыли в порт Тибури. Когда здесь послышались удары барабана, отбивавшего время, была ещё ночь, начиналась пятая стража[579]. Мужчина, бывший в дороге провожатым, быстро обежал вокруг порта, обнаружил торговое судно, которое возвращалось в провинцию Хоки, поговорил о том и о сём, поместил государя в каюту на судне и после этого успокоился и остался на берегу. Этот мужчина, наверное, на самом деле не был простым человеком.

После того, как гонения на государя закончились, нужно было вознаградить его особую преданность. Мужчину разыскивали по всем провинциям, однако не нашлось человека, который бы сказал: «Это я!»

Когда рассвело, корабельщики отдали швартовы, при попутном ветре подняли парус, и судно вышло из порта. Капитан посмотрел на особу его величества и решил, что человек это не рядовой. Он склонился в поклоне перед каютой государя и проговорил:

— Это время вы можете судном распоряжаться. Для нас это будет делом чести. Какую бухту вы ни выбрали бы, чтобы к ней приблизиться, мы повернём к ней судовой руль.

Вид у него был такой, что он действительно оставит все другие дела. Выслушав его, Тадааки-асон подумал, не замыслил ли тот втайне что-нибудь плохое, подозвал капитана к себе и сказал:

— Что мы можем скрывать сверх того, что ты предполагаешь? Особа, что находится в каюте, изволит быть хозяином страны Японии, милостивым вершителем десяти добрых деяний. До твоего слуха тоже, наверное, доходило, что с прошлого года его величество затворили в особняке Оки-но-хоган. Тадааки же выкрал его. Веди судно на подходящую стоянку где-нибудь между провинциями Идзумо и Хоки, быстро причаль и выпусти нас на берег. Если судьба будет благоприятна, я обязательно возведу тебя в самураи и сделаю владельцем поместья.

Капитан, судя по его виду, действительно обрадовался, взялся за руль и парус, поймал боковой ветер и пустил судно бежать на всех парусах[580].

Когда стало казаться, что по морю прошли двадцать или тридцать ри, в море увидели около десяти судов, которые шли под парусами при том же ветре и направлялись в сторону Идзумо и Хоки. Посмотрели, не суда ли это, следующие в Цукуси, или это местные торговые суда? Нет, это были суда Оки-хоган Масатака, преследующие государя!

— Вряд ли мы сможем тягаться с ними. Спрячьтесь, пожалуйста, — сказал капитан, глядя на них.

Он переместил государя и Тадааки-асона на днище судна, сверху на них под видом использованных навалил мешки с сушёной рыбой, на них встали гребцы и рулевой и стали грести вёслами.

Тем временем, один из кораблей преследователей догнал судно, на котором находился государь, причалил к нему, преследователи вошли внутрь каюты, искали тут и там, но ничего не обнаружили.

— Значит, это не то судно. Может быть, — спросили они, — здесь проходило какое-то необычное судно?

Капитан отвечал:

— На судно, вышедшее из порта Тибури сегодня ночью, в час Мыши [581], пришли два человека, которые показались нам людьми из высшей столичной знати. На одном было надето что-то вроде церемониальной шляпы, а на другом — шляпа «стоящий ворон»[582]. Теперь это судно идёт впереди нас на пять-шесть ри.

— Тогда дело несомненное. Быстрее двигаемся!

С этими словами они подняли парус, взяли нужное направление, и их корабль быстро стал удаляться. После этого беглецы немного успокоились, но, оглянувшись назад, всего в одном ри снова увидели, что их преследуют более ста судов, которые летят за ними, словно птицы. Увидев их, капитан судна помимо паруса установил вёсла. Казалось, судно в одночасье пробежит десять тысяч ри. Но, как ни понуждали гребцов криками, судно с его величеством не двигалось совершенно: ветер утих, а течение было встречным.

Пока матросы и рулевой волновались, как быть, государь поднялся с днища судна наверх, извлёк кусочек священной кости Будды из своего нательного амулета, завернул его в тонкую бумагу и отпустил плыть по волнам.

Видимо, бог драконов[583] принял эту жертву. На море внезапно поднялся ветер и повлёк судно, где пребывал государь, на восток, а суда преследователей погнал на запад. Так его величество избежал опасности оказаться в пасти тигра, а его судно тотчас же пристало к берегу в порту Нава провинции Хоки.

Младший полководец Рокудзё Тадааки-асон один, раньше всех, сошёл с судна и спросил:

— Кто в этих краях слывёт лучшим мастером лука и стрел?

Шедший по дороге человек остановился и сказал:

— В этих краях есть человек по имени Мататаро Нагатоси из Нава. Это не настолько знаменитый воин, но дом у него богатый, родня обширная, а сам он человек весьма рассудительный.

Тадааки-асон разузнал о нём все подробности и сейчас же послал к Нагатоси посланника от имени государя со словами:

— Государь изволил убежать из особняка Оки-хоган. Сейчас он пребывает в этом порту. Нагатоси издавна пользуется известностью доблестного воина, поэтому его величество сказал, что можно обратиться к нему с августейшей просьбой. Можете или нет эту просьбу выполнить, ответить государю нужно сразу.

Как раз в это время Матагоро из Нава созвал родню, чтобы выпить и закусить всем вместе, но, услышав об этом деле, сделал вид что ему трудно определиться, обговорил с ними его и так, и этак, и тут его младший брат Котаро Дзаэмон-но-дзё Нагасигэ вышел вперёд и сказал:

— С древности и поныне есть два обстоятельства, желательные для человека, — это слава и выгода. Мы удостоились просьбы милостивого государя, вершителя десяти добрых деяний, и, если даже оставим свои трупы на поле битвы, мы передадим свои имена грядущим поколениям. Покуда живём, у нас будут воспоминания, а умрём, — честь нам и слава. Сейчас же для нас нет другого выбора, чем стоять на этом.

После этих слов все родственники, находившиеся там, начиная с Матагоро, числом более двадцати человек, сошлись с ним во мнении.

— Тогда нужно срочно готовиться к бою. Здесь наверняка скоро будут преследователи. Нагасигэ же пойдёт сопровождать государя и сразу поведёт его на гору Фунаноэ[584] . Все присутствующие тоже должны быстро встать и последовать на Фунаноэ, — бросил он, надел доспехи и выбежал.

Пятеро из сородичей после этого взяли набрюшники, один за другим надели их через голову, затянули шнуры и все вместе пошли встретить государя.

Дело было неожиданным, и для государя не оказалось ни одного паланкина, поэтому Нагасигэ обернул свои доспехи грубой циновкой, поместил государя себе на спину и как птица полетел на Фунаноэ.

Нагатоси послал людей к окрестным жителям и велел: