прочих. Конфликт является выражением самой многомерности вещей, множественности различных групп, интересов, перспектив, которые конституируют мир. В конечном счете, мир не существует как единое социальное и метафизическое целое. Несмотря на согласие и солидарность, которые можно наблюдать в некоторых сегментах общества, мир представляет собой смешение борющихся частей. Именно такой подход — в дополнение к его ученичеству в стане марксистов/энгельсианцев — определил колоссальное влияние Вебера на всю последующую традицию конфликта. Вебер рассматривал не только множественность социальных сфер, но и борьбу за господство в каждой из них. Экономика была для Вебера классовой борьбой, хотя и более сложной в сравнении с ее марксистской трактовкой. Политика выступала другой сферой борьбы между соперничающими политическими интересами и между политиками и экономическими классами. Мир идей также представал разделенным между заинтересованными группами. Например, религии характеризуются своими внутренними конфликтами, основанными на социальной организации самой церкви, которые противопоставляют профессиональных теологов «церковным политикам», а последних — смиренной пастве. Даже там, где Вебер, казалось бы, ведет речь об автономном влиянии идей, он исследует сложное развитие теории идеологии.
Таким образом, Вебер видел историю как запутанный многосторонний процесс конфликта на нескольких фронтах. Он был противником упрощенных понятий эволюционных стадий или прочих элегантных моделей, которые теоретики всегда пытались навязать в своей трактовке сложностей исторической реальности. Уже этого достаточно, чтобы поставить под сомнение тезис о том, что Вебер видел рационализацию как «главную тенденцию» истории. Был ли Вебер в таком случае историцистом, верил ли, что не существует общих законов, а только исторические особенности, отличающие принципы каждой эпохи от последующей? Иногда Вебер действительно кажется именно историцистом, особенно в начале своей карьеры, когда он писал главным образом методологические заметки. Но такой подход несовместим с социологией, по крайней мере, с социологией как обобщающей наукой. Но в действительности у Вебера сохранил выход из историцизма. Он подчинил социологию задаче демонстрации тех элементов, из которых делается история. Для этой цели он создал теорию идеальных типов, абстрактные модели бюрократии, класса, рынков и тому подобного, которые передавали аспекты сложной исторической реальности. При этом для понимания различных сторон социальных явлений нужно было использовать несколько различных идеальных типов одновременно.
Эти идеальные типы стали зародышами поствеберовской социологии. Каждый из них представляет собой разновидность отдельной теории, подобно тому, как химическая таблица элементов является теорией построения молекул. Вебер отрицал, что существуют законы всеобщей модели истории. Течение истории зависит от комбинации «молекул» в каждом конкретном случае. Но эти социальные «молекулы» оказались достаточно структурированными и полноправными на своем собственном уровне, и именно они породили теории классов, организации и тому подобного, давая реальное содержание веберовской теории конфликта.
Известная веберовская трехмерная модель стратификации дает ключ к пониманию его сложной системы. Американские переводчики Вебера, Ганс Герт и Райт Миллс, обозначили ее терминами «класс», «статус» и «партия». Все эти три категории представляют разновидности заинтересованных групп (interest groups), которые могут противостоять как друг другу, так и интересам конкурирующих групп внутри себя. Эти группы тесно связаны, и каждая из них описывает особую сферу, которая является предметом отдельной теории Вебера.
С точки зрения Вебера, класс — это та же сфера, о которой говорили Маркс и Энгельс. Можно сказать, что Вебер рассматривал социологию Маркса и Энгельса как один из элементов своей системы. Таким подходом он изменил их модель. Для Вебера классовый конфликт был явлением гораздо более сложным, чем для Маркса и Энгельса. Последние имели дело главным образом с конфликтом капиталиста (по крайней мере, в своих теоретических работах) и рабочего, владельца средств производства и производителя труда. Вебер дополнил эту теорию конфликтом финансовых капиталистов (Маркс описал их в работе о революции 1848 года во Франции) с теми, кто берет деньги взаймы, а также противостоянием продавцов и покупателей. Эта схема была подхвачена не так давно Норбертом Уили, показавшим насыщенность американской поли- тики классовым конфликтом. Здесь противостояние между капиталистом и рабочим было менее явно, чем противостояние между задолжниками и кредиторами. Последний вид противостояния доминировал в политике фермерских хозяйств в 1800-х годах; расовые восстания 1960-х годов выливались в противодействие потребителей продавцам в гетто. С точки зрения Вебера, классовый конфликт был цирком с тремя аренами.
Классовый конфликт, описанный Вебером, отличается от Марксова и в другом, более важном, аспекте. У Маркса классы определялись отношением к средствам производства. У Вебера классы определялись позицией на рынке. В споре с Вебером недавние марксистские теоретики подвергли критике его схему, как выводящую стратификацию на поверхностный уровень экономической циркуляции, а не на фундаментальный уровень экономического производства. Тем не менее, с моей точки зрения, в этом состоит скорее сила, чем слабость Вебера. Марксова схема прикрепляет классы к теории экономики, то есть к той части теории Маркса и Энгельса, которая оказалась наименее реалистической в плане описания исторических изменений. Изменения в средствах производства и в правах собственности на них не следовали тому пути, который очертил Маркс, ни в эпоху, последовавшую за его предсказаниями, ни даже общеисторически. К тому же собственное описание некоторых исторических событий — например, французской революции 1848 года, — осуществленное Марксом и Энгельсом, по-моему, подтверждает это несоответствие. В этих описаниях они ведут речь о гораздо большем количестве классов, и отнюдь не только о собственниках на средства производства и рабочих. Фактически действие всегда концентрируется именно на промежуточных классах и на различных нетривиальных расколах внутри правящих классов: расколами между финансистами и землевладельцами (которых Вебер считал потенциальным классом задолженников), а также крупными и мелкими промышленниками.
Вебер построил свою классовую теорию на экономических конфликтах, в тех сферах, где они наиболее реальны: в борьбе за контроль за место на рынке. С точки зрения Вебера, монополия — это не просто нечто, что возникает на поздних этапах капитализма. Это фундаментальный процесс, с которым мы сталкиваемся на протяжении всей истории. Общественные классы используют различные пути для установления контроля над отдельными рынками: деньги и кредит, земля, различные производящие индустрии, различные рабочие умения. Такой подход дает более реалистическую картину классовых конфликтов как они есть и общетеоретическую концепцию процесса стратификации. Господствующие классы — это те, кому удается достичь жестко контролируемой монополии над некоторыми выгодными рынками. Классы с меньшей степенью доминации достигают только частичной монополии или монополии на менее привлекательных типах рынков. Те классы, которые не имеют монополии и должны соревноваться на открытом рынке, являются предметом нивелирующих сил монополий.
Теперь мы подходим ко второй категории стратификации Вебера — статусной группе. Эту категорию обычно понимают как противоположность экономической классовой стратификации. Если классы базируются на чисто экономических основаниях (группировка сходных интересов на основании сходных позиций на рынке), статусные группы находятся в сфере культуры. Это не просто статистические категории, а реальные сообщества, люди, которых связывает общий стиль жизни и мировоззрение, люди, которые самоидентифицируются через принадлежность к группе. Это заставляет нас вспомнить этнические группы, расы, религиозные группы, общины небольших городков, урбанистические соседские группы: группы, которые не подпадают под социальные классы и не приемлют классовых различий. Но фактически есть более глубокая связь между классом и статусной группой. Вспомним: классы — это группы, которые обладают какой-то степенью монополии на одном из рынков. Они достигают этого через особого рода организацию, через создание сообщества, приобретая особое самосознание, возведением каких-то юридических или культурных барьеров — короче говоря, становясь статусной группой.
Всякий успешный господствующий класс должен быть организован в статусную группу. Исторически это всегда было так. Исторические правящие классы Маркса и Энгельса были юридически и культурно организованы для контроля над собственностью. Средневековые землевладельцы не только владели землей и эксплуатировали крепостных: они делали это как благородное сословие со своими требованиями к наследственным родословным, рыцарскими манерами, рыцарским стилем жизни, который не давал им запачкаться ничем, кроме крови. В Индии группы занятости были еще более замкнуты и превратились в
