— И все же, я прошу вас. Сейчас дела пойдут иначе. Изменились обстоятельства. Я сама их изменила, собственными руками. И сделайте это лезвием копья, взяв его в руку. Сделайте это… Ради Магнуса и Мартина.
Священник поколебался, но затем кивнул, смягчившись. И когда все закончилось, Сузанна на восемь часов погрузилась в беспокойный, мучительный сон, где видела заживо погребенных женщин, истекавших кровью.
Сузанна знала, что яхта подойдет к берегу в ночи. Сполдингу нравилось считать себя солнечным богом, ярким бульварным франтом «Джазового века», который вслух читает стихи, обладает сияющей утонченностью и ошеломляет белоснежной невинностью улыбки. Это был щеголь — богатый, щедрый и влиятельный благодаря умелым знакомствам. Однако при всем при этом он являлся созданием ночи. Вещью, принадлежащей дьяволу. Вся его наиболее выдающаяся работа была проведена во мраке. «Иерихонская команда», которая первой сделала ему имя и позволила получить статус в обществе, носила ночной характер. Лишь после того как солнце садилось, «иерихонцы» выползали из своих ям, чтобы убивать и калечить. Такими же были и его личные привычки и предпочтения. Землю в саду на Роттен-роу он рыл в темноте, в этом Сузанна ничуть не сомневалась. Потехе Сполдинг отводил день, а делу — ночь. При свете дня он играл в гольф с Томми Риммером в Саутпорте или сидел на ипподроме в Эйнтри, а ночи отдавал убийствам и ритуалам. Словом, окутанная саваном тумана, яхта неслышно пристанет к берегу, когда солнце будет сиять на цротивоположной стороне мира.
Сузанна стояла в ожидании на ночном пляже в Биркдейле. В полнейшем одиночестве. По правую руку искорки света обрисовывали контур пирса. В пальцах она крутила пенни из 1927 года, ставший ее талисманом. Кажется, встреча со счастливой монеткой произошла немыслимо давно. Этот пенни она получила вон на том пирсе, но носила его словно бы вечность, хотя на деле едва минула пара дней. На горизонте, за песчаным пляжем и полоской залива, проглядывались огни морской бурильной платформы. Отсюда, с расстояния многих миль, она виднелась неясным светлым пятнышком, хотя установленные на ней прожектора наверняка оснащены колоссально могучими электрическими лампами. Но вот этого плотного песка их свет едва-едва достигал.
Сузанна помучилась ожиданием еще с минуту, а затем на нее обрушилось осознание всей бесполезности этого занятия. Яхта не появится. Она затонула в бездонных, ко всему безразличных пучинах Северной Атлантики, потому что в момент катастрофы ее беспомощная команда была потеряна в обоюдной, безнадежной иллюзии. Сузанна не способна сражаться с Гарри Сполдингом. Он призрак и чудовище. У нее нет таких средств, которыми можно было бы его встретить и побороть. Нет ни сил, ни знаний. Ее колени подкосились, заставив рухнуть на землю. Сузанна и не пробовала подняться. Песок был мягким и до сих пор исходил теплом после долгого и жаркого летнего дня. Небольшое утешение, проникавшее в кожу через одежные покровы. Сузанна сквозь пальцы пропустила поток крошечных, неисчислимых песчинок. Скорее можно догадаться об их точном количестве, чем противостоять Гарри Сполдингу…
Сузанна расплакалась. Повернулась к морю и попыталась сморгнуть слезы — на горизонте все расплывалось. Она вытерла глаза обратной стороной ладони, однако облако исчезать отказывалось. Хотя нет, речь шла вовсе не об облаке. На Сузанну шла волнистая полоса тумана, которая словно перекатывалась через себя, разрастаясь с каждой секундой. Неумолимо и молчаливо серая пелена сближалась с берегом. Сузанна с опаской поднялась на ноги. Шмыгнула носом. Отряхнула песок с ладоней. Покрепче сжала счастливый пенни и вцепилась в ремень сумки на плече. Осмотрелась было вокруг, однако шестым чувством поняла, что здесь она находится в полнейшем одиночестве. Сузанна пошла в ту сторону, куда, судя по всему, стремился попасть туман. Песок под ногами постепенно плотнел, пока наконец не превратился в неподатливую, запекшуюся на солнце массу, исчерченную рисунком последнего отлива. А вот сейчас надвигался прилив. И «Темное эхо» шло к берегу на этой волне.
Тут Сузанна услышала шаги, ритмичное хлюпанье, словно кто-то выдергивал ступни из засасывающей грязи. Она вспоминала, что где-то рядом находятся зыбучие пески. Уже не раз в этом месте проваливались машины тех дурачков, которые по дороге в Блэкпул решались срезать угол сквозь предательскую иллюзию надежного грунта. Сузанна напряглась, готовясь встретить атаку зверя, и обернулась. Однако к ней приближалась женщина, а не мужчина. С меховым боа, в шляпке «колокол», она продиралась сквозь грязную жижу и водоросли, не жалея своих сапожек с пуговками.
— Джейн?
— Я не Джейн.
Женщина подошла ближе. Глаза под насурьмяненными бровями были налиты кровью, но лицо выглядело бледным. В темноте губная помада смотрелась совсем черной, и эта женщина была мертва.
— Ты знаешь, кто я?
— Вы Вера Чедвик.
— Джейн, я пришла просить прощения. О, если б я только к тебе прислушалась… Может, и удалось бы спасти бедняжку Хелен…
Сузанна кивнула. Она уже видела останки Хелен в яме. То, что здесь лежит богатая женщина, было ясно из ювелирных украшений, оставшихся на костях. К тому же Хелен была выше остальных жертв, выше и стройнее. И, как заметил Бернард Ходж, смерть ее была страшной.
Вера Чедвик вздохнула. В свежести ночного пляжа ее дыхание отдавало прелым холодом гробницы.
— Джейн, твое фенианство было тут ни при чем. Я просто так это ляпнула. Семья Филиппа — католики из Бутла. Он, наверное, ничуть бы и не возражал…
Сузанна промолчала.
— Я отговаривала тебя от встречи с ним… потому что боялась. Он мог тобой увлечься. Все мужчины тобой увлекались, ты сама это знаешь… Джейн, ты очень красива. Всегда была красива. И это несправедливо. Почему все так несправедливо?
— По-другому не бывает, — сказала Сузанна.
— Ну, все равно, — промолвило привидение Веры Чедвик. — Я очень сожалею о случившемся. Очень-очень. — Она достала перчатки из кармана пальто и неловко натянула их на бледные дрожащие ладони. Затем повернулась и исчезла в темноте, оставив за собой лишь затихающее хлюпанье грязи под ногами.
Сузанна оглянулась на море, в направлении, откуда пришла яхта. Сейчас вокруг ее щиколоток обвивались щупальца тумана, ползущего по песку. Глаза уже различали силуэт «Темного эха». Полуразмытое в дымке, судно неподвижно стояло у берега.
Подойдя ближе, Сузанна увидела веревочную лестницу, свисавшую с кормы. Она обогнула яхту вдоль борта, не в силах поверить собственным глазам, до какой степени та за один-единственный вояж успела обрасти ракушками, приобретя неимоверно запущенный вид. В отдельных местах дерево выглядело губчатым и податливым. От потемневшей обшивки несло мокрой плесенью. Из доброго десятка щелей сочилась какая-то жижа. Магическая сила, приведшая яхту сюда, нанесла страшный урон корпусу шхуны, подвергнув ее невыносимому напряжению своей хваткой. Судно явно оказалось здесь не по своей воле, постарев и одряхлев в ходе извращенного тысячемильного путешествия сквозь неохотно расступавшийся океан.
По веревочному трапу Сузанна опасливо взобралась на палубу. Никто ее не встречал. Сквозь открытый кормовой люк она спустилась по ступенькам, которые вели к капитанской каюте Магнуса Станнарда. В коридоре царило сумрачное, желтушное освещение, характерное для керосиновых ламп, тем более что в воздухе действительно пахло чем-то нефтяным. Дверь в капитанскую каюту оказалась открыта. Сузанна вошла. И увидела, что гниль, затронувшая «Темное эхо», одной лишь наружной обшивкой не ограничилась.
Стены каюты были увешаны плесневелыми черно-белыми фотографиями в рамках. Многие снимки истлели до такой степени, что на них ничего нельзя было разобрать. Впрочем привыкнув к сумраку, глаза начали различать кое-какие детали. Невероятная масса фотографий, должно быть, целая сотня. Сузанна решила приглядеться к ним повнимательней.
Вот снимок Сполдинга на боксерском ринге, напротив ухмыляющегося, косматого Хемингуэя. Противники запечатлены у стены с рекламой сигарет «Капрал». А вот, залитый резким солнечным светом,
