– Что ты слышишь?
– Твои уши моложе моих, Гуамок. Что слышишь ты?
Юноша напрягся, стараясь как можно глубже проникнуть слухом в окружавшую их снежную пелену. Сначала он ощущал только присутствие ветра, то и дело цеплявшегося полами своего воздушного плаща за острые края ледяных торосов, которые, словно дочиста обглоданные кости, торчали тут и там из-под снега. Но вот к завыванию вьюги добавился новый звук и тут же пропал. Мальчик не мог скрыть своего изумления, когда незнакомый шелест на мгновение коснулся его слуха.
– Ага, – удовлетворенно кивнул Ингук. – Я так и думал, что мне не показалось.
– Что это было?
– Звук какой-то чужой. – Улыбка Ингука мгновенно померкла, лицо приняло озадаченное выражение. Гуамок понимал, что немного найдется людей, знающих ледяные поля столь же основательно, как старый охотник, но на его вопрос он явно не мог найти ответа. «Должно быть, он все же слишком стар, подумал юноша. – Да и вряд ли слышит так же хорошо, как раньше».
Ингук двинулся вперед. Порывистые взмахи рук выдавали охватившее старика раздражение. Почти час шли они в полном молчании, но странный звук не повторялся. Гуамок уже почти убедил себя в том, что это был голос ветра, искаженный расстоянием и причудливыми формами ледяных глыб, но мысль о снежных тюленях, которые покинули свое лежбище, испугавшись чего-то, не давала ему покоя. И вдруг его осенило: «А может, старик нарочно пугает меня, чтобы сделать предстоящее испытание еще более сложным? Ну конечно! В этом все дело: он хочет показать мне, что такое настоящий страх и как его преодолевать». И юноша улыбнулся, черпая утешение в своей догадке.
Немало времени прошло, прежде чем охотники решили сделать привал. Для защиты от ветра они вырыли в обледеневшем снегу углубление и устроились в нем, разведя крохотный костерок из промасленного куска муннового дерева, которое привозили торговцы из более теплых земель. На огне старик и юноша слегка подкоптили полоски мяса, составлявшего их скудный походный рацион, и принялись жевать. Согревшись и утолив голод, Ингук снова стал тем смешливым и болтливым дедком, которого Гуамок привык видеть у костра на стойбище. Рассказы о всяких приключениях и происшествиях, которые ему довелось пережить на своем веку, сыпались из него, как из дырявого мешка. Мальчик, правда, подозревал, что не всем его байкам можно верить, ибо событий, которые он описывал, хватило бы на добрую дюжину жизней.
– А какой была твоя первая охота? – не удержался он. Похоже, вопрос задел старика за живое: больше всего он любил говорить именно на эту тему.
– Неожиданной, – последовал ответ. – Не такой, как сейчас. При мне не было ловчего, который присматривал бы за каждым моим шагом. Куда там! В те времена жизнь была гораздо тяжелее нынешней. Нас было мало. Жили, не выпуская из рук копья, даже по ночам с ним не расставались.
– Любовью-то, наверное, неудобно было заниматься, – хихикнул Гуамок.
Ингук бросил на него сердитый взгляд, но не выдержал и фыркнул:
– А тебе-то что об этом известно?
– Только то, что я слышал от других, – поспешил загладить свой промах юноша.
– Надеюсь! Вот вернешься с охоты, тогда и узнаешь, что к чему. Если все пойдет хорошо, ни одна девушка не откажется разделить с тобой ложе.
– Ты так думаешь?
– Но будь осторожен, Гуамок! Запомни, выбирать подругу нужно самому, иначе какая-нибудь выберет тебя, тогда наплачешься. – И старый охотник расхохотался, да так громко, что пропустил звук, который прошелестел наверху, неподалеку от их укрытия, и тут же стих. Но Гуамок его услышал, и копье юноши молниеносно взметнулось вверх, готовое поразить врага.
Ингук изменился в лице и начал поспешно нашаривать свое оружие. На мгновение он показался юноше совсем старым и беззащитным, но уже через секунду перед ним снова был прежний Ингук, настороженный и опытный, и лишь гневная гримаса напоминала о том, как он только что сплоховал.
– Что это было? – резко спросил он.
– Не знаю, опять пропало, – ответил Гуамок, по-прежнему настороженный, как почуявший угрозу ледовый волк.
– Ну?
– Что-то в воздухе, Ингук, – с трудом подбирая слова, чтобы передать услышанное, продолжал он. – Словно птица пролетела. Ты слышал?
– Мне следовало бы солгать тебе и сказать, что я слышал, – ответил старый ловчий. – Но это охота. Твоя охота, Гуамок. И только правда поможет нам уцелеть. Я прослушал. Видишь, как легко здесь свалять дурака? Я ничего не слышал. Но обещаю, в другой раз я тебя не подведу.
– Но таких больших птиц не бывает, – продолжал его подопечный, не обращая внимания на покаянные речи старика: сейчас было не до того.
– Звук может искажаться. Вокруг нас стена снега, шелест отразился от нее, вот тебе и кажется, будто источник звука больше, чем на самом деле.
– Но какая же птица будет летать в такую непогоду?
Ни слова не говоря, Ингук вогнал острие своего копья в тлевший кусок муннового дерева и поднял его над головой, как факел. Охота должна продолжаться. Гуамок знал, что с Ингуком он сможет продержаться в безжизненных ледяных полях еще много дней, к тому же старый охотник в совершенстве владел искусством находить дорогу в любую непогоду. Когда наступит время возвращаться, он без труда отыщет путь к стойбищу. Гуамок слышал от старших, что со временем сможет так же, – у всех членов их племени это было в крови.
Тишина сомкнулась вокруг них плотным кольцом, от недавнего благодушия не осталось и следа. Ингук угрюмо молчал: то ли испугался того, что сказал ему младший охотник, то ли все еще переживал из-за своей промашки. Гуамок еще никогда не видел его в таком мрачном настроении. Старик шел вперед не оборачиваясь, словно задумал бросить своего подопечного в снежной пустыне. Юноша поспешал за ним, твердо решив не терять бдительности. Гнев – первый враг осторожности. Главное – сосредоточиться!
На сей раз, когда непонятный звук снова донесся откуда-то сверху, оба охотника были готовы. Что-то захлопало у них над головами, похожее на гигантские крылья, из-за пелены снега долетел приглушенный вскрик, в котором явно звучала боль, – вот и все, что они смогли разобрать. Ингук упал на колени и знаками показал юноше: «Делай как я», но тот опередил наставника. Огромная тень со свистом пронеслась над ними, новый крик разорвал тишину, и опять все стихло. Несколько минут они не двигались, стоя на коленях, как две ледяные статуи.
– Оно нас ищет?
Ингук отрицательно покачал головой. Казалось, он испытал огромное облегчение.
– Я могу ошибаться, но, по-моему, в этом крике явственно звучала жалоба.
Теперь до них доносились какие-то хлопки, прыжки по снегу, но по-прежнему ничего не было видно. Копье Ингука было повернуто острием вперед – явный признак того, что старик не собирался оставлять своего подопечного один на один с неизвестностью. Крадучись, словно два вора, они двинулись вперед, на звук. Снова раздался крик, больше похожий на хриплое карканье, на этот раз гораздо ближе, чем раньше. Еще через мгновение снежный занавес вдруг истончился до предела, и глазам охотников открылась настолько неожиданная картина, что оба они, включая и многоопытного Ингука, с трудом подавили возглас изумления. Прямо перед ними на снегу сидело создание, подобного которому они никогда в жизни не видели и о котором не говорилось ни в одной из известных им легенд. То была огромная птица – по крайней мере, так им сначала показалось, поскольку у нее были длинные кожистые крылья. Одно из них птица неловко подогнула под себя. Явно сломанное, оно-то и причиняло ей боль. Вытянутая голова создания заканчивалась длинным клювом, но не загнутым на конце, как у чаек, к которым привыкли охотники, а совершенно прямым, к тому же утыканным острыми, как пила, зубами. Внезапно птица запрокинула голову, явно забыв обо всем, кроме терзавшей ее боли. Она даже не заметила появления людей. Мелкие брызги кровавой пены разлетелись во все стороны от ее резкого движения, и снег вокруг стал пурпурным. Казалось, существо побывало в жестоком бою.
Оба охотника молчали, по-прежнему держа копья наизготовку. Птица интересовала их прежде всего как потенциальная добыча: такого количества мяса, если, конечно, оно окажется съедобным, деревне хватит на
