Вскоре Ми-8 вышел на связь: «Айсберг нашли. Люди живы, машут руками. Садиться не будем. Подвиснем над ними и снимем». А через несколько минут: «Сняли. Идем домой». Я связался с врачами, попросил их быть готовыми к приему пяти невольников айсберга. Сказал, что согрел для них кофе.
— Нет уж, вначале к нам их доставьте, — раздалась команда из медпункта.
Когда Ми-8 сел, я увидел, что ребята выходят из него замерзшими до последней степени. Из медпункта гидрологи пришли ко мне пить кофе. Вертолетчики, зачехлив вместе с авиатехниками Ми-8, отправились досматривать сны. Я взглянул на часы: с момента телефонного звонка от радистов прошло сорок три минуты.
Разошлись мы заполночь. Спасенные гидрологи, согревшись, не без юмора, описывали свое состояние на крыше айсберга, когда увидели, как уходит корабль, благодарили нас, но всему приходит конец, и мы улеглись спать. Я ничего не стал говорить Гладышеву, понимая, что на душе у него и так нелегко. Да, и что я мог ему сказать?
Антарктида часто требует от человека быстрых и точных решений и действий. По всем летным канонам Гладышев был прав — он не должен выпускать Ми-8 в полет: ветер хлестал на пределе разрешенных значений. Нет, он не струсил, не проявил какую-то слабость — Гладышев еще просто не был подготовлен для принятия решений в экстремальных ситуациях, которые Антарктида может «ниспослать» нам в считанные минуты. Вот и теперь нужно было действовать очень быстро — никто ведь не знал, в какое мгновение айсберг перевернется. Как позже оказалось, Гладышев сумел извлечь из случившегося самые лучшие уроки, несмотря на то, что в тот раз ему было очень больно оказаться в стороне от работы. Руководство полетами в 24-й САЭ в «Мирном», зимовка в «Молодежной» не прошли для него даром. Он прекрасно отработал еще и в 25-й, 31-й, 34-й экспедициях...
Когда в одной из этих экспедиций наш вертолет ушел за геологами, которых Антарктида «прижала» очень жестко, Вадим взял руководство полетом на себя. Началась пурга, видимость упала до нуля, я попытался вмешаться и получил резкую отповедь:
— Командир, не вмешивайтесь, это не ваше дело — я сам их заведу на посадку.
И он сделал это блестяще, точно рассчитав все маневры Ми-8 и уверенно выдавая на борт команды. Но мы еще вернемся к этому полету и работе Вадима, которого я считаю одним из лучших РП в Антарктиде.
Мне много пришлось работать с разными командирами экипажей, и у каждого, как я убедился, свое понимание ответственности, осторожности, взаимовыручки. Не я им судья, не мне устанавливать границы этих понятий, но в ту ночь я был просто поражен действиями экипажа Ми-8. Я не имел права им приказывать и даже просить выполнить этот полет. Я просто спросил:
— Ребята, вы можете слетать или нет?
И они, даже не успев как следует одеться, бросились к вертолету... У них этот настрой — надо сделать, надо выполнить! — играл решающую роль в подходе к работе. Они никогда не говорили о долге, о патриотизме — эти понятия у них были в крови.
В январе, ночью, в сложных метеоусловиях вертолету Ми-8, экипажем которого командовал Владимир Фатеев, пришлось срочно вылетать на поиски двух моряков с теплохода «Башкирия». Они работали у борта судна на припайном льду, который начал вдруг разрушаться. Льдину с людьми оторвало от корабля и унесло в море. В считанные минуты по тревоге подготовили Ми-8, и вертолет вылетел им на помощь. Вторым пилотом у Фатеева был В. Школин, штурманом В. Скопов, бортмехаником А. Ястребов и бортрадистом А. Петров. Промедли мы тогда с решением на вылет час — другой, ожидая, пока улучшится погода, не уверен, что этих двух моряков удалось бы быстро найти. Если бы вообще удалось... А так, уже через тридцать минут мы встречали их в «Мирном».
Чуть позже мы получили просьбу о помощи от японцев, зимующих на станции «Сева». У них унесло на льдине самолет экспедиции. Ее размер был слишком мал для взлета — 40 на 50 метров и, если бы не наши вертолетчики, машина бы погибла. Но экипаж Ми-8 А. Куканоса (второй пилот Ю. Подорванов, штурман В. Семиков, бортмеханик Б. Буханов, бортрадист В. Кузнецов) с инженерной бригадой под «командованием» А. Колба блестяще провели операцию по спасению японского самолета, подцепив его на внешнюю подвеску и доставив на берег.
Вот как в рапорте на имя командира отряда описывает этот случай старший инженер отряда А. И. Колб:
А это — телеграммы, в которых дна оценка работе по спасению японского самолета.
Первая была получена со станции «Сева» 28 марта 1980 г.
Вторая пришла из Москвы 14 апреля 1980 г.:
