– О! Господа, у вас очень сильный ангел-хранитель, – многозначительно улыбается Здряева и исчезает в коридоре.
– Стай, так ты какой язык учил? – Впервые обращаюсь к нему я.
– Здесь – немецкий, – улыбается он. – В школе – английский. Мне вообще языки легко даются.
Да, теперь я это знаю хорошо. Ведь это ты гонял меня по английским неправильным глаголам до посинения.
– Еще раз! Давай еще раз! Do-did-done, go-went-gone, meet-met-met.
– Стай, я устала, я уже не могу!
– Ничего. Тяжело в лечении, легко в раю. Поехали! Глагол 'сказать'!
– Э-э… Ну.. 'say'.
– Все три формы!
– 'Say', 'said', 'said', кажется…
– Молодец! Ты все можешь! Я в тебя верю!
Он настойчив. До безобразия. И когда он посмотрел на меня впервые как на женщину, когда сказал 'пойдем со мной', я поняла, что сопротивляться – бесполезно.
– Стай, но у меня есть молодой человек, и вообще…
– Да? – Он смотрит на меня с едва заметной иронией. И я понимаю, что мои аргументы слабы и беспомощны. Что Денис выигрывает одним – молодостью. Впрочем, и Стай не старик. Ему двадцать восемь. На десять лет меня старше. Стай берет обаянием и какой-то тихой мудрой философией.
Я знаю, что он женат, и меня почему-то это не останавливает.
– Стай, но почему, почему? Ведь я знаю, что у тебя есть жена, сын… И меня все равно тянет к тебе!
– Потому что я дарю тебе – романтику. Другую реальность. Там, где нет условностей.
С Денисом они пересеклись на экзамене по зарубежке. Зачем Дэн приперся в этот день – не знаю. Соскучился. Мы стоим, курим у окна. Говорить нам не о чем: у меня все мысли в древних греках. И тут его лицо каменеет. Он давно подозревал, что Стай на меня положил глаз, хотя в первый раз мы с Антоном поцеловались… ах да, всего два дня назад на тот момент. А кажется – вечность.
Мы бродили по набережной, и он рассказывал мне о разных пустяках. Вечер, звезды, река… Все располагало к романтике.
– Кстати, – вспомнил он, открывая бутылку шампанского над водой. – Ты мне обещала выпить на брудершафт. Так что, прозит!
Действительно, обещала. Глупая шутка на дружеской вечеринке, куда меня привели – я это узнаю уже потом – по его просьбе. Дурачась, показала ему язык и тут же получила в ответ реплику: 'Это что, намек на поцелуй? Хорошо, мы с тобой выпьем на брудершафт. Как-нибудь потом'.
– Конечно же, Стай. Обязательно! Ха-ха-ха…
Я не знала тогда, что он выполняет все свои обещания. Даже сказанные несерьезным тоном.
Первое касание губ даже где-то невинно. А уже потом, полчаса и сотню поцелуев спустя, во мне просыпается запоздалое раскаяние и я шепчу: 'Вообще-то, я с женатыми мужчинами не целуюсь'.
– Я заметил, – улыбается он, закрывая мне рот горячими губами на февральском морозе.
Эти воспоминания мелькают передо мной, как кадры кино.
Стай подходит к нам, улыбается Дэну, чмокает меня в щеку.
– Ну что, страдалица? Как там поживают Одиссей с Гераклом?
Откуда-то из воздуха передо мной появляется ярко-алая роза. Февральские розы. Боже мой, я поднимаю глаза и понимаю, что пропадаю, пропадаю, пропадаю…
Денис пытается что-то вякнуть, он еще пыжится, он знает, что проигрывает, но Стай спокоен и тверд. Он идет напролом, как танк.
– Дуэль, молодой человек? Никита, будь другом, сбегай через дорогу, там в детских товарах купи нам пару пистолетов с присосками.
Народ ржет. Денис наливается краской. Никита возвращается через пять минут.
– Джентльмены, вы будете стреляться в коридоре или в на улице?
Стай знает, как навязать свои правила игры. Он умышленно становится против солнца, давая своему сопернику преимущество.
– Теперь сходитесь! – Фальшиво поет Никита. Да уж, Онегин и Ленский…
И тут я понимаю, что отчаянно хочу НЕОБХОДИМОГО результата. Я по-настоящему волнуюсь только за ОДНОГО из этих двоих. Я хочу, чтобы Денис промахнулся.
Но он стреляет первым, и попадает. Стай картинно сползает по стене.
– Что здесь происходит? – В коридоре появляется Ольга Львовна Кернич. Это ей мы сейчас будем сдавать экзамен.
'Покойник' Стай вещает с закрытыми газами:
– Ой, только не говорите, чтоб вам было бы неприятно, если б из-за вас стрелялись мужчины. Пусть даже на игрушечных пистолетах.
– Антон, ты все такой же…
– Буду умирать и зубоскалить, я знаю. – Он поворачивается ко мне. – Нет, ну что за дамы пошли, а? Тут меня убили, а она даже не сделала вид, что пригорюнилась.
Вскочив, Стай галантно подает руку Кернич.
– Ольга Львовна, позвольте угостить вас кофе. Все равно до экзамена еще время есть.
Она мнется мгновение, а потом спускается с ним вниз, в бар. До нас доносится ее голос:
– Антон, Антон, ты же солидный человек, работаешь в таком заведении, надо стиль соблюдать!
– А я его и соблюдаю. С точностью до наоборот.
Денис подходит ко мне, он хочет сказать что-то, но я его останавливаю ладонью.
– Все. Прости, но все.
– Алла, ты чего?
– Я сказала – все.
И потом, после экзамена, я бегу на встречу к Антону и не знаю, убить его готова или наоборот – зацеловать до смерти. Он стоит без шапки, и мягкий снег ложится ему на волосы холодной сединой. Я понимаю, что сейчас мир сойдет с ума, и я вместе с ним…
Мы заходим в какую-то квартиру. Позже я узнаю, что тут живут его родственники, но сегодня их дома не будет. И теперь дороги назад у меня нет. А впрочем, нужна ли эта дорога?
Попрощавшись со своими моральными устоями, я таю в его руках.
– Все, давай остановимся, – неожиданно отстраняется он. – Добром это не кончится. Я не хочу тебя соблазнять сейчас. Не люблю торопиться.
– Почему?
Вопрос выпрыгивает из меня, прежде чем я понимаю, какую плотину рушу одним словом. Стай пристально смотрит мне в глаза. Этот взгляд осязаем. Я просто чувствую, как он пронизывает меня насквозь.
… И наверное, поэтому я не ощущаю, как он начинает раздевать меня. Уверенно и нежно. А потом остаемся только мы двое наедине с нашей страстью.
Будто со стороны я слышу свое невнятное бормотание по поводу того, что 'не особо искушена в сексе', и краснею, потому что понимаю, что говорю глупости, и тут же на меня водопадом обрушивается нега и томление, когда он обнимает меня и на мгновение задерживается перед тем, как поцеловать меня:
– Мне не важно, сколько у тебя было мужчин. Я просто хочу, чтобы сейчас тебе было хорошо.
… И словно дурманящий туман застилает мне глаза, когда он опускает меня на кровать и начинает эту сладкую игру в безумие. И только тут я начинаю постигать, как это – получать наслаждение от каждого движения, от каждого слова, от каждого вздоха. Мои робкие стоны – я все еще боюсь, что нас услышат соседи или еще кто ненужный – становятся громче.
– Девочка моя, моя девочка… Ты изумительна. Я схожу с ума от твоей наготы, от твоих ласок, от тебя, такой родной и нежной.
И я хочу ему возразить, что не такая уж я изумительная, и что он наверняка просто хочет меня подбодрить, и что все равно у меня ничего не получится и в этот момент…
