'You make me real', – отозвался моим мыслям вечно живой Джим Моррисон.
В бездну благоразумие!
Я повернулась к нему.
– До полуночи остается совсем немного, – мой голос прозвучал гораздо ниже и хриплее, чем я хотела.
Он резко ударил по тормозам. Шины взвизгнули. Машину вынесло на обочину. Внимательно вглядевшись в его глаза, в побелевшие костяшки пальцев, судорожно сжимавшие руль, буквально физически ощутив его напряжение, я поняла, каких усилий ему стоит сдерживать себя и не скатиться в банальное хитросплетение липкой паутины фраз.
Шумно выдохнув, Алексей развернулся ко мне.
– Послушай…
– Алина, – подсказала я.
– Послушай меня внимательно, Алина. Очень внимательно. Я всегда был честным человеком, хоть это и неправильно по современным меркам. Поэтому не люблю разных дипломатических экивоков. Мы оба знаем, что такое Новый год, и знаем, что не знаем друг друга, и… – Он зло стукнул по рулю кулаком. – Тьфу! В словах путаюсь. Нет, бред какой-то… Я не хочу делать глупостей. Ни с собой, ни с тобой. Но не хотеть тебя я не могу. А будет все это выглядеть…
– Мерзко и банально, да? – Усмехнулась я. – А у нас с тобой много общего, Лешенька. Очень много. Мы играем с миром в странные игры. Вроде как и масок надевать не хотим, а в то же время эта наша открытость миру и есть своя маска. Ведь я тоже… честная. И злимся мы сейчас – оба. Хоть и метания наши покажутся современному человеку излишними и глупыми. Сидят двое, оба хотят, оба могут, и не могут в то же время. Знаешь, в английском языке есть два вида глагола 'мочь' – 'can' и 'may'. А в русском – только одна.
Я засмеялась.
– Лешка, это честное слово, глупо выглядит! Никогда не думала, что рядом со своим первым потенциальным мужчиной буду заниматься филологическими изысками.
– Так ты еще….
– Девственница, – кивнула я. – Мне восемнадцать с гаком, так что, проблем с законом у тебя не будет. Поехали, пока я не передумала. Знаешь… Лучше согрешить и потом раскаиваться, чем раскаиваться, что в свое время не согрешила.
– Алина… Еще один момент…
– Я знаю. Ты женат.
Экая я все-таки стерва! Уколола! Он откинул голову назад и прикрыл глаза.
– Да. У меня сын. Мои уехали на праздники в горы, я к ним присоединюсь вечером первого числа.
– Ты будешь испытывать какие-то угрызения совести?
…Через мгновение мы уже целовались. Горячо, страстно, дико. Я подставила под его губы свое лицо, плечи, шею… 'Безумие, безумие, безумие', – вертелась в моей голове заведенная пластинка. 'Да, да, да!' – Отвечала я сама себе, кружась в водовороте чувств и собственного бесстыдства, когда моя рука начала спускаться ниже, ища подтверждение его страсти и желания. И получив это подтверждение, и заглянув на самую глубину колодца его глаз, я поняла, что во мне поднимется новое, незнакомое мне до сей поры чувство без имени, то, что ломает грань между мгновением и вечностью, то, что возможно, много времени спустя, я назову либо грандиозной глупостью, либо переломным моментом… А впрочем, какая мне разница до этой философии.
– Поехали, поехали… К тебе! – Шепчу я, отстраняясь, но все еще оставаясь в его объятиях.
… Шорох шин звучит громко, как морской прибой. Но громче его только частые ритмичные удары. Это бьется мое сердце.
Красное.
Что, скажите мне, более прекрасно, чем обнаженное женское тело?
Какой звук, ответьте мне, более сладостен, чем эта фраза, сказанная полушепотом-полукриком (и как такое может произойти одновременно – вот загадка всех загадок): «Бери меня!»
Какое движение более древне и постоянно, чем это стремление двух тел -мужского и женского, готовых слиться в едином экстазе здесь и сейчас?
Вся страсть этого мира, вся боль и нежность, вся нега и все напряжение в один миг, в одну секунду проносящиеся перед глазами и взрывающиеся внутри – ради этого мгновения стоило жить.
Разве я не прав.
«Держи себя в руках. Держи себя в руках!». – Эту фразу я твержу как заклинание, пока мы поднимаемся ко мне на седьмой этаж. Лифт, естественно, не работает. Я боюсь, что руки у меня будут дрожать и я не открою замок. Нет. Вроде еще удается контролировать ситуацию внутри себя.
Щелк! Дверь захлопывается за мной.
Две женских руки нежно ложатся мне на плечи и разворачивают к себе. В полутемной прихожей мы целуемся как подростки, впервые дорвавшиеся до запретного плода.
Как же мне хорошо! Господи, как же мне хорошо! Никогда не думал, что мне еще раз придется испытать это восторг, связанный не с ОБЛАДАНИЕМ женщиной, а с ПОКОРЕНИЕМ женщины, с первыми касаниями, которые служат даже не прелюдией любовной игры, а предисловием к ней.
Теплые нежные губы касаются моего рта, ее язык играет с моим. Нам жарко.
– Давай помогу снять пальто…
– Скажи уж сразу: раздеться.
– Язва…
– А то!
Кто сказал, что страстные любовники торопливо срывают с себя одежду, разбрасывая ее везде по углам? Неправда. Страсть тем и хороша, что позволяет растянуть каждое мгновение в наслаждение долгое, манящее, трепетное.
– Пойдем в душ.
Раздеваясь, она определенно играет со мной. Ведь дразнит не сама нагота, а только намек на нее. Оставшись в нижнем белье, она хватает полотенце и стыдливо заворачивается в него.
– Отвернись!
Стоя лицом к стене, я не могу не смотреть краем глаза в часть зеркало. Стоящее в соседней комнате, оно не может показать мне всю картину, а только отдельные запретные участки. Мелькнуло плечо… Кисть.. Босая ножка… С ума сойти, как она умеет дразнить! И делает это тонко, со вкусом, держа меня в постоянном напряжении.
– Закрой глаза!
Игра… Красивая, умная игра. Это умение заложено, наверняка, в каждой женщине. И к сожалению, далеко не каждая умеет воспользоваться этим даром.
– Иди ко мне. Вслепую…
… Мы стоим вдвоем, обнаженные, под душем. Мелкие капли на ее лице… Я собираю их губами. Нежно… Каждую. Мои руки скользят по ее телу, чувствуя нервную гибкую спину, упругую грудь, бедра, ягодицы. Наши поцелуи становятся все более и более страстными, я сжимаю ее в объятиях крепко-крепко, как будто боюсь потерять ее раз и навсегда.
Впрочем – боюсь.
Потерять -боюсь.
Сейчас, когда наслаждение становится таким осязаемым…
Я опускаюсь на колени и начинаю ласкать ее языком. С ее губ срывается сладостный стон, переходящий постепенно в пульсирующий крик.
– Еще, еще, еще!
Игра губ. Игра людей. Теперь уже я стою, прислонившись спиной к мокрому кафелю и наслаждаюсь каждой секундой.
… И потом мы еще стоим под душем, остывая от первого взрыва восторга.
– Идем! – Я подхватываю ее на руки и несу на кровать.
– Я хочу тебя! – Это говорим мы оба. Это говорят наши глаза. Наши руки. Все наши чувства.
