Черчилль, этот «слуга плутократии», как именовали его в рейхе, на мир не шел. Франко и Петэн — один в Мадриде, другой — в Виши — в драку на стороне Германии ввязываться не желали. Беседы с Мацуокой тоже не вдохновляли… Азиат был уклончив, да и его положение в Токио — как и положение его «меланхоличного принца»-премьера — не самое прочное. В Японии не все ведь враждебны к Англии, зато там немало давних врагов России. А то, что на обратном пути японец неожиданно заключил
Что же делать? Многие в рейхе считают, что Россия сильна. Канарис заявляет, что она слаба… Адмирал доносит, что его агентура представляет доказательства дружественности русских к бриттам.
Генералы в военных оценках расходятся, а в политических — не разбираются. Сталин же более-менее исправно выполняет обязательства по поставкам и молчит. Правда, он не поддержал югославов, и это фюрер поставил ему в огромный плюс — брестские слова превращались всё же в некие конкретные шаги.
Но как же быть дальше? Весна в разгаре, скоро — лето… Предварительный срок начала «Барбароссы» — 15 мая. Хотя, скорее всего, все придётся сдвигать на июнь — Россия не Польша, дороги там еще хуже, и в грязь по России — не пройдешь.
Но надо ли идти в Россию?
Ах, как мало у него времени! Вот уже почти и прожито пятьдесят два года — 20 апреля очередной день рождения… Год назад еще не было Дюнкерка, не было триумфа в Компьенском лесу, когда он попирал ногами памятную доску, зафиксировавшую позор Германии в Первую мировую войну.
Затем всё это пришло: прорывы Клейста, «открытый город» Париж, капитуляция галлов, изгнание с континента бриттов, новые фельдмаршалы рейха, первые воздушные удары по Британии… Прошлой осенью он задумывал операцию «Феликс» по захвату Гибралтара, операцию «Изабелла» по оккупации Португалии и Островов Зеленого Мыса, Мадейры и Азорских островов. И все давно отставлено в сторону, все заслонила — ещё даже не начавшись — «Барбаросса». А решать — начинаться ли ей — надо ему. Лишь ему. Шуленбург из Москвы уверяет, что Сталин искренне намерен поддерживать с рейхом дружественные отношения…
Но — как долго? Ведь у Германии есть лишь один шанс на величие — это он, фюрер германского народа Адольф Гитлер. А ему уже немало лет… Сегодня он полон сил. А завтра?
Да, рейх сегодня — это он! Когда-то Людовик XIV в окружении придворных версальских шаркунов хвастался: «Государство — это я!» Похвальба коронованного бездельника! Но он, фюрер, действительно обручился с Германией, и поэтому он — хозяин её и вождь по праву сердечного выбора! Мальчики Гитлерюгенда смотрят на него горящими глазами, седые генералы (пусть и далеко, далеко не все!) признают его превосходство…
А что же Сталин? Шуленбург пишет, что когда итальянский посол в Москве спросил Мацуоку после его встречи со Сталиным, поднимался ли там вопрос об отношениях Советского Союза с «осью», то Мацуока ответил, что Сталин сказал ему: он — убеждённый сторонник «оси» и противник Англии и Америки.
То есть коммунист Сталин убеждённый сторонник партнерства с рейхом.
А он — фюрер, убеждённый противник коммунизма.
Убеждённый ли?
Так что делать?
Полный сомнений, Гитлер заканчивал пятьдесят второй год своей жизни…
А В МОСКВЕ ситуацию обдумывал Сталин. Мацуока уехал с результатом взаимно обнадеживающим. Ночью, с дороги, он отправил из Ярославля Молотову телеграмму, где говорилось:
«Подписанным сегодня пактом мы направляем наши нации на новый путь дружбы. Я верю, что этот документ послужит нам маяком в улучшении наших отношений».
Но сам же Мацуока — в подпитии на кремлевском банкете по поводу этого нового «маяка» — брякнул, глядя на своих военных: «О, эти вояки! Они и сейчас все думают, как бы им победить Россию!»
Сталин тогда заметил, что СССР — не старая Россия, которую можно было бить, и, заминая неловкость ситуации, прибавил: «Но и вы, и мы — азиаты…» Мацуока сразу подхватил: «Так выпьем же за азиатов!»
Вспоминая порой комический пафос японца, Сталин невольно улыбался и думал: «Да, мы — азиаты. Но мы ещё и европейцы… И пили с Риббентропом за европейцев русскую „Старку“, а с фюрером — „нарзан“ и белорусскую родниковую воду».
И что из всего этого следует?
Немцы наращивают и наращивают свою восточную группировку. Случаются пограничные инциденты… С границы докладывают: немец в форме, при «вальтере», углубился на сто метров на нашу территорию, был окликнут дозором, бежал, отстреливался на ходу, был убит, упал уже на германской территории в двух метрах от пограничной черты. Немцы нашу правоту признали, но от этого не легче. Такие мелкие факты иногда вредят хуже чего-то важного. Ведь все мы — люди, все — человеки…
Так что же из этого следует?
Пожалуй, то, что надо опять посылать Вячеслава в Берлин — таким же «блицем», как Гитлер послал к нам в 39-м Риббентропа. И послать надо самолетом, и подчеркнуть, что дело важное и срочное, и пусть он там прямо проведет параллель с концом того августа — мол, товарищ Сталин предлагает принять новые важные решения в том же стиле, быстро и неожиданно для внешнего мира.
Да, Молотову надо лететь, а не ехать на поезде. Правда, есть решение ЦК о запрете полетов членам Политбюро, но само его нарушение, сам беспрецедентный факт такого полета покажет всем, и Гитлеру прежде всего, что Сталин готов предложить фюреру нечто очень важное. А быть надо Вячеславу в Берлине к 20 апреля — к дню рождения Гитлера… Повод вполне пристойный, а задача — архи…, как говаривал Ильич, сложная: надо залучить фюрера в Москву.
Фюрер, конечно, парень непростой, гонора у него много, может и взбрыкнуть — мол, я уже раз был у вас в гостях, теперь, мол, пусть господин Сталин жалует к нам с ответным визитом. Однако новую беседу с фюрером надо провести именно в Москве. Год наступает тревожный, если упустить ситуацию — он может стать, не дай бог, военным. И Гитлера надо окончательно убедить, что Россия его рейху — не враг. Ни сейчас, ни через много лет.
Мы — азиаты и европейцы. Немцы — европейцы… А в Азии огромные массы азиатов могут стать союзниками и русских, и немцев.
Да, пора… Пора!
Но вначале надо всё ещё раз обдумать.
В СЕРЕДИНЕ апреля Сталин вызвал наркома обороны Тимошенко и Ворошилова. Он заранее сообщил им, что разговор предстоит о танках, но что и к чему, не сказал.
Когда оба маршала вошли в его кабинет, Сталин сразу после приветствий спросил:
— Товарищ Тимошенко, какое у нас положение с танками?
Нарком обороны взглянул на него вопросительно — мол, в каком смысле «какое положение»? И Сталин пояснил:
— Весьма вероятно, что нам придется поделиться старой техникой с немцами и итальянцами, а может, и ещё кое с кем…
Маршалы переглянулись, и Сталин прибавил:
— Надо пригласить в Москву Гитлера, а для успеха — приготовить хороший подарок…
Семён Константинович Тимошенко впервые понюхал пороху в двадцать лет — в 1915 году, на «империалистической»… В 1917-м эта его первая война сразу же, без перерыва, перешла для него в войну Гражданскую… Тогда он вышел в «красные генералы», воевал вместе со Сталиным, потом — с Будённым… И вот уже семь месяцев, с мая 40-го, Тимошенко носил тот маршальский жезл, первые молекулы которого появились в его солдатском ранце, когда он начал службу рядовым пулеметчиком в царской кавалерии.
Военный талант у маршала был скромный, но прочный, по-крестьянски основательный. В тонкостях
