22.09.91 г.,
г. Днепропетровск,
проспект Кирова, 84, кв. 51'.
Но что мы могли сделать в сентябре девяносто первого? Оклеветанные, смятые пропагандой, убитые предательством Кремля и Старой площади.
Гласностью в это время руководила успевавшая митинговать не только в Армении, но и на Украине Галина Старовойтова — советник Ельцина по национальной политике. В газете 'Литературная Украина' она неистовствовала открытым текстом, вещая о том, что образование СССР явилось причиной 'убийств миллионов людей пулей, голодом и холодом, прихода фашизма к власти в Германии, развязывания мировой войны и, наконец, Чернобыля'.
Второе письмо я получил с Украины, из Киева, в сентябре девяносто второго, почти через год после беловежского расчленения:
'Я уже и не помню, сколько лет храню вырезку из газеты 'Комсомольская правда ' с Вашим стихотворением 'Разговор с покинувшим Родину'. Наверное, лет двадцать, а то и больше…
А сколько раз я прибегала к его помощи, не счесть!
Никогда не пойму ни умом, ни сердцем, как можно целому народу — евреям — подняться и в минуту беды покинуть Родину. Мой дед прятал евреев от Петлюры, мама — от немцев, а они бросили их внучку-дочку в минуту беды, когда страна нуждается в каждом из нас.
Когда 90 % евреев нашего института стали собираться на 'историческую Родину' (только потом мы поняли, что многие из них использовали Израиль в качестве трамплина…), я отпечатала и поместила Ваше стихотворение на стенде. Они срывают, а я снова вывешиваю. Потом мне пригрозили по телефону, а я снова:
Для тебя территория, а для меня — это Родина, сукин ты сын… А сейчас на Украине (кстати, кто-то приказал говорить и писать: 'в Украине'…) гуляет необандеровщина. Теперь не из учебников истории, а наяву мы узнали, что это такое. Например, в прокуратуре г. Киева открыто 'Дело ' в связи с нападением оуновцев на меня и еще двух женщин во время распространения нами газет, призывающих славян жить в мире и дружбе.
Боже, какая же дикая, патологическая ненависть к русскому человеку пышет из украинских средств массовой информации! Только сегодня утром по радио, извините, 'жрали' И. Касатонова… А в новых учебниках истории Украины Великую Отечественную войну теперь называют… Советско-Германской войной.
16 сентября с. г. мы, коммунисты Киева, выходим на пикет к Верховному Совету Украины с протестом против реабилитации бандюг из ОУН-УПА и назначения им пенсий как ветеранам 'национально-освободительной войны'…
На прощание говорю: 'Дорогой 'Наш современник', держись, выживи, без тебя мы задохнемся… '
С уважением Галина Петровна Савченко.
02.09.92, г. Киев'.
К письму было приложено обращение киевских коммунистов к президенту. Вот несколько отрывков из него:
'С глубоким возмущением воспринимаем широкую кампанию по реабилитации действий ОУН-УПА, 'торжества' по случаю которой начались 8 августа с. г. в Киеве собранием 'героев' УПА в лучшем здании города Дворце 'Украина ' и продолжались 9 августа бандеровским шабашем на пл. Богдана Хмельницкого. 'Торжества ' пройдут по всей Украине и закончатся 30 августа во Львове.
В то время, когда боевики ОУН-УПА топчут сапожищами святую землю Крещатика, живы еще люди — свидетели черных злодеяний бандеровцев, которые рубили топорами не только взрослых, а и детей, сжигали живьем, вырезали на живых людях полосы и звезды, уничтожали целые семьи только за то, что они были в колхозах или в комсомоле. Не щадили и земляков, исполняя наказы своих идейных вождей:
'В период замешательства и хаоса можно позволить себе ликвидировать польские, московские и еврейские элементы: руководителей — уничтожать, евреев — изолировать, вышвыривать из учреждений; НАША ВЛАСТЬ ДОЛЖНА БЫТЬ СТРАШНОЙ!'
(Степан Бандера. Инструкция 'Борьба и деятельность ОУН во время войны ');
'Украинская повстанческая армия должна действовать так, чтобы все, кто признал Советскую власть, были уничтожены. Я повторяю: не запугивать, а уничтожать! Не надо бояться, что люди проклянут нас за жестокость. Пускай из 40 миллионов украинского населения останется половина — ничего ужасного в этом нет… '
(Из 'Инструкции' главнокомандующего УПА Тараса Чупринки, он же — Роман Шухевич, капитан СС, август 1944 года)'.
Да, такое не могло присниться Александру Сергеевичу в самом страшном сне. И все-таки, как ни крути, а у нас ведь все от Пушкина. Недаром мы с Мыколой Петренко так часто спорили о нем. 'Пушкин — наше все'. И даже памятник великому Мицкевичу, которым я любовался, гуляя по Львову, всегда вызывал в моей памяти строки: 'Когда народы, распри позабыв…' Лишь много позже я понял глубокий смысл и пророческие откровения этого пушкинского стихотворения:
Он между нами жил Средь племени ему чужого; злобы В душе своей к нам не питал, и мы Его любили. Мирный, благосклонный, Он посещал беседы наши. С ним Делились мы и чистыми мечтами И песнями (он вдохновен был свыше И свысока взирал на жизнь). Нередко Он говорил о временах грядущих, Когда народы, распри позабыв, В великую семью соединятся. Мы жадно слушали поэта… Ну чем не советская картина моих русских отношений с Симоном Чиковани, с Паруйром Севаком, с Альфой Малдонисом, с Рыгором Бородулиным?!
Но Пушкин смотрел глубже, чем мы.
Когда мы, русские поэты, были оглушены криками, буйством, демагогией, воцарившейся на площадях Тбилиси и Еревана, Кишинева и Киева, Минска и Вильнюса в конце восьмидесятых — начале 90-х годов, где поэты Бозор Собир и Рыгор Бородулин, Визма Белшевица и Юстинас Марцинкявичус, Грегоре Виеру и Дмитро Павлычко с пеной на губах требовали разрушения 'империи', я понял тогда: Пушкин как бы предвидел все, поскольку так закончил свой отрывок об историческом типе такого поэта:
…Но теперь 
