что пустые поля почернели,что последний осиновый листждет в отчаянье первой метели.
1966
' А где дурачки городские, '
А где дурачки городские,народ не от мира сего,слепые и глухонемые —повымерли до одного.Блаженные, нищие духом,таинственным миром своимпонятные древним старухам,причастные тварям земным.Бывало, Порфиша при встречеоткроет трясущийся рот,и чувствуешь, что человечьев юродивом ищет исход.Вот&вот и промолвит такое…А что ему — совесть чистаи незачем благо земноеи наша земная тщета.Сказал бы, да слов не хватило,чуть-чуть бы — да рухнула связь.Безумие вновь накатило,и вновь голова затряслась.Повымерла эта порода,здоровый пошел матерьял,но город лишился чего&тои что&то в лице потерял.Недаром от слабого слована косноязычных устахвеличье царя Годуноваоднажды разрушилось в прах.
1968
' На невеликой памяти моей '
На невеликой памяти моейкак много их прошло, шумя словами,фанатиков, трибунов, бунтарейс пылающими истиной очами.Я вспоминаю молодые днигражданских свар, ниспроверженья взглядов,когда к обеду шествуют они,в кармане даже кукиша не спрятав.Ну, молодцы! За два десятка летперебродило молодое тесто!Они умно клеймили белый свет,но каждому нашлось под солнцем место.Растят детей. Стареют. В меру пьют.Налаживают маленький уют.Общественный порядок охраняют.И, позабыв свою святую злость,на честно заработанную костьслюну чревоугодия роняют.
1968
СЛОВО
Я так и не вспомнил, что былона месте больших корпусов.Как много душа позабыласобытий, людей, голосов!Но вдруг на углу переулкас названьем, звучащим мертво,из памяти вырвалось гулкостаринное имя его…Старайтесь в угоду минуте,спешите за временем вслед,весь город переименуйте, —слова выплывают на свет.Слова, зароненные с детства,которые юная мать