это процесс вольной или невольной деградации Плиромы. В древнем гностицизме путь развертывания Космоса – это путь ниспадения, путь некоего, пожалуй, даже нежелательного, извержения Плиромы за свои собственные пределы. В гностицизме космический процесс истекает сверху вниз, это путь инволюции. Гностики (валентиниане) хотели представить постепенную материализацию самого божественного начала457.
В теософии (что особенно видно в родственной ей «философии русского космизма») скорее наоборот – она постулирует постепенную дивинизацию мира. Мир постепенно просветляется и обожается. Космическая эволюция, начавшись из бездн бессознательной материи, должна взойти до божественного уровня. И это при том, что возгонка вселенной к божественной ступени происходит в отсутствие реального Бога. Высшей, собственно Божественной ступени нет и не было. Гностики (валентиниане) хотели представить постепенную материализацию самого божественного начала; теософы в противоречии со своими древними «учителями» полагают, что, напротив, материальное начало первично по отношению к духовному и что материя будет одухотворяться и даже исчезать по мере нарастания «космической эволюции»458.
Кроме того, фундаментальное отличие гностицизма от теософии заключается в более личностном, в более трагическом мироощущении гностицизма. Гностики исходят из недолжности страдания и зла. Когда- то и однажды произошло падение духовных стихий, когда-то случился грех Плиромы, и из этого недостойного, недолжного состояния люди должны выйти. Напротив, «с точки зрения теософии падение Люцифера, воплощение Логоса и искупление – вечно космические процессы»459.
Общее же у них то, что не зная благодати, не зная того чуда Божественной любви, которое позволяет Богу действовать вне себя, Великому входить в малое, гностики и древние, и новые пробуют между землей и Небом утвердить чисто физическую лестницу, которая бы автоматически гарантировала некий минимум божественности даже на низших этажах бытия. В результате оказывается, что в том иерархическом уровне, который располагается чуть выше меня, есть немного большая частичка божественной «плиромы», и я, распознав ее, могу ее потребить сам, перейдя тем самым на этот высший этаж. То есть я могу потреблять Бога, не общаясь с Самим Богом. Не взывая и не стремясь к Самому Высшему, я могу попробовать оккупировать, потребить или поставить себе на службу ближайшее духовное пространство. Духовный голод может быть удовлетворен без Бога – просто за счет общения с «космическими иерархиями».
Итак, у гностиков древности путь космогонии ведет от Абсолюта к миру, в современной теософии Абсолют рождается снизу. В теософии идет постепенная дивинизация мира при том, что высшей ступени нет и не было, идет возгонка вселенной к божественной ступени, которой вообще-то нет. И здесь стоит отметить проницательность Бердяева, писавшего о зависимости теософии от модного в ту пору дарвинизма.
И вот в этом мире космодарвинизма есть законное место для зла и сатаны. Настолько законное, что их даже не нужно отличать от Бога. И все происходящее в мире настолько интимно связано с пантеистическим Абсолютом, что даже Сатану оккультисты не желают лишать божественного почитания. Ведь «Абсолют вмещает все вселенские проявления, Абсолют из своего абсолютного Единства при проявлении становится Абсолютом беспредельной дифференциации и ее следствий – относительности и противоположений. Так в своем космическом аспекте Сатана не есть существо, но лишь олицетворение следствий дифференциации (относительности и противоположений)»460.
Исповедание тотальной целостности мира, запрет на различение Бога и мира неизбежно сакрализуют наличную мировую данность и то зло, что присутствует и действует в ней. Все, что есть в мире – все свято. Все – Бог. Все – благо. Зла – нет. Различение добра и зла оказывается иллюзией неопытных сознаний.
К таким «неопытным сознаниям» теософы относятся с таким презрением, что не останавливаются ни перед каким лжесвидетельством. Г. Олкотт в 1885 г. в Бомбее заявлял парсам-зороастрийцам, что их вера «покоится на природной скале оккультизма», и что дуализм определенно является законом мироздания, и персонификация его противоборствующих сил Заратуштром была полностью научным и философским утверждением глубокой истины. Вроде не может быть большей пропасти, чем между теософским монизмом, растворяющим и зло и добро в единой Энергии и дуализмом зороастрийцев, постулирующим вечную борьбу двух абсолютно противоположных и равносильных принципов461 Вряд ли парсы обрадовались бы, если бы им было сказано прямо, что Ариман и Ахура-Мазда всего лишь разные проявление одного и того же принципа (нечто подобное в древности пробовал делать Зурван – за что и был провозглашен еретиком). И потому им была преподнесена рекламная теософская ложь.
Точно такая же ложь о близости оккультизма и православия преподносится сегодня русским. Это разрешено: ведь различение добра и зла осталось далеко позади.
Игры с Люцифером
Отец Браун, Вы верите в предсказания? – Я не совсем понял, – сказал он, – в каком смысле вы употребили слово «верить». Конечно, если это шарлатанство… – Нет, Нет! – вскричала дама. – Учитель совсем не шарлатан. Для меня большая честь, что он пришел. Он провидец, пророк. Предсказывает он не какую-нибудь удачу в делах. Он открывает глубокие духовные истины о нас самих, о нашей подлинной сути. – Вот именно, – сказал отец Браун. – Если это шарлатанство, ничего против не имею. Мало ли шарлатанства на таких базарах, да никто и не примет их всерьез! Но если дело дошло до духовных истин, я считаю, что это бесовская ложь, от которой надо держаться подальше…. Если кто-нибудь притворится шпионом и станет лгать противнику, вреда не будет. Но если человек действительно работает на врага… – Вы думаете,.. – начал Хардкасл. – Да, – отвечал священник. – Я думаю, что ваш провидец связан с Врагом рода человеческого.462
Теософская борьба «за чистоту религиозной мысли» на самом деле уничтожает и саму религиозную мысль, и религиозную практику как таковую. Здесь мы встречаемся с реальной философской логикой, которая стремительно ведет от отрицания монотеизма к демонизму.
Божество выше человеческого разума – с этим согласится любой философ. Если нечто не может быть дано в разуме, в сознании, то оно и не может быть предметом человеческой деятельности, оно не может быть целью жизни и работы человека. С этим также нельзя спорить. Отсюда вывод: «Сколь бы ни возвышены были сотворенные разумом цели, они преходящи. А то, что за пределами разума, не может быть названо целью»463. Если Бог непостижим, то он не может присутствовать в человеческом сознании и, значит, не может быть предметом разумной человеческой деятельности, не может быть целью человеческой жизни. Следовательно, религия как связь с Богом невозможна. Буддисты правы: путь к Абсолюту немыслим.
Но одно обстоятельство осталось неучтенным этой логикой: а что, если Абсолют проявляет Себя? Что, если «Бог жаждет, чтобы Его жаждали»464 ? Да, человек не может своими усилиями и своей практикой обрести Бога. Но разве не может Бог выйти за пределы Своей непостижимости? Если Божество безлично – то да, Оно неспособно на такой поступок. И такое Божество, как логично описывает Блаватская, есть тьма, которая не может ни думать, ни делать, ни действовать, ни любить465. Но Личность способна к любви. И потому Бог есть Свет, Бог есть Творец, Бог есть Промыслитель и Спаситель.
Если не осознать, если не прочувствовать этого евангельского возвещения, то рушится всякая основа для всякой монотеистической религии вообще.
Это и произошло в теософии. Отринув Евангелие, «Старший Махатма» утверждает: «Что касается
