— …Да пошла ты! Связываться с тобой не хочу, ведьма!
И никто не называл их трусами.
Ей от этого хотелось плакать, лезть на стенку. Она говорила, что не виновата, что ни при чем, но никто не слушал. Позже стали подходить 'лохи' — те, над кем все измывались, просили помочь, наслать какое-нибудь заклятье на обидчиков. Она объясняла, ей не верили. Стали говорить, что она понты колотит. И в результате отвернулись все.
Но всему когда-нибудь приходит конец. И что-то всегда происходит впервые. Один раз, две подвыпивших старшеклассницы из соседнего отряда попытались ее изнасиловать шваброй. 'От. хать эту ведьму!' Она успела вырваться и закричать. Дралась, как кошка. Кто-то услышал и успел донести дежурному. Тех двух девочек отправили в 'карцер', за плохое поведение. Самое ужасное случилось с ними там.
Кроме 'карцера', есть в их детском доме еще более ужасное место. Это 'бордель', комната на первом этаже в главном корпусе. Там всегда зашторены окна, а на двери надпись 'Комната отдыха'. Все воспитанники знали, что лучше туда не попадать, с малых лет. И только более старших, лет с десяти — двенадцати просвещали, что там делается, почему приезжают дяденьки на машинах и почему старшеклассниц периодически гоняют туда среди ночи. И почему иногда они выходят оттуда испуганные и зареванные. Хотя, многие привыкают и ходят с удовольствием. И после этого у них часто бывают деньги и курево.
Но последние полгода с 'борделем' стали происходить странные вещи. Если до этого туда водили только старшеклассниц, то теперь несколько раз водили девочек из средних групп, одиннадцати- тринадцати лет. И даже два раза мальчиков. Как правило, брали их среди ночи, из 'карцера', чтоб никто не видел. Одна девочка после этого повесилась в туалете. Янка. Они с Настей немного дружили. Днем ее отправили в 'карцер', за то, что нагрубила воспиталке. Характер у нее был еще тот! А под утро привели, лохматую, заплаканную. Весь день она ни с кем не разговаривала. Лежала в кровати и беззвучно плакала в подушку. Завка увела ее к себе в кабинет и о чем-то целый час беседовала. Девчонки из старшей группы пытались успокоить, но она не проронила ни слова, только тупо смотрела куда-то, в одну точку. И это веселая, жизнерадостная Янка! А вечером она пошла в туалет…
Обнаружили ее только через полчаса, уже холодную, остывшую. Конечно, им ничего не говорили. Пока скорая не уехала, всех разогнали по спальням. Но кто-то успел что-то пронюхать и 'телеграф' облетел всех за несколько часов. Завка после этого долго ходила злая, сама не своя, постоянно срывалась на детях.
Одного из мальчишек, побывавшего в 'борделе', Сашку, наутро по- быстрому 'усыновили'. Где он теперь и что с ним, никто не знает. А второй, Лешка, тоже Сашкин одногруппник, им обоим по тринадцать было, просто исчез. Также, отправился в 'карцер', просидел там два дня и исчез. Светка говорила, что в ту ночь из главного корпуса слышала несколько коротких громких вскриков. И всё.
Теперь те две девочки. Настя ненавидела их, готова была порвать на куски, но не желала им ТАКОГО. Как узнал весь детдом из 'телеграфа', этой же ночью они отправились в 'бордель'. Все корпуса, все отряды слышали ор, хохот и веселье нескольких мужских голосов. Кавказцев. Педантичная Настя насчитала аж восемь. Потом были крики. Завка с кем-то ругалась, ее голос местами тоже проскакивал. Потом кого-то били. И почему-то все догадывались, кого и кто, хотя надеялись до последнего. Не спал в ту ночь никто. Старшие пытались уложить младших, а сами тряслись от страха. Особенно, девочки.
А наутро все узнали, что те две девочки ночью 'сбежали' из детдома, и их тела милиция 'нашла' в кювете возле трассы.
Несколько дней ничего не происходило. Когда все детдомовцы немного успокоились, несколько старшеклассниц после ужина подошли к Насте.
— Никитина! Стоять! — компашка резво окружила ее, перекрыв все пути к бегству. Было уже темно, и как назло, во дворе не было никого из взрослых. Шестеро старших оттеснили ее от дорожки, по которой Настя шла к своему корпусу и грубо толкнули за угол.
' Будут бить! — пронеслось в голове.
— Ты че, ведьма делаешь? Совсем оборзела? — выступила вперед Ленка Семиступова, неофициальный лидер их группировки.
— Ты про чё? — ответила Настя тем же тоном. Запугать их сейчас вряд ли удастся, но ронять достоинство перед мразью — не дело! Пусть они все и на голову выше.
— Чё паришь? А то не знаешь! — Ленка сплюнула ей под ноги.
— А представь себе, не догоняю!
— Ты, тупой не прикидывайся! — поддержала подругу другая старшеклассница, Оксанка Александрова по прозвищу 'Паровозик'. Эта из тех, кому нравится в 'бордель' бегать. Говорят, погоняло там и заработала, что когда сосет, пыхтит сильно.
— Нафига девчонок подставила? Нормальные девчонки были!
— Ты чё, совсем опухла? И как я их подставила?
— Не, бабы, гля, совсем тупая! — заржала Ленка — За лохушек нас держит! Типа, мы вааще с вами дуры!
Настя молчала, ожидая развития событий. Это ее каменное спокойствие порой сильнее выводило, чем маты и ругань. Оправдываться перед ними, во-первых, бесполезно, во-вторых, западло. Но настроены девчонки, надо отдать должное, очень серьезно. Что-то ночью сегодня будет…
— Ты, ведьма сраная! Нафига девчонок колдовством своим сгубила? Чё они тебе сделали? Ну, посмеялись бы с тебя, поприкалывались? А ты смерть на них наслала, овца конченая!
— Да еще такую! — поддержали подруги
— Ты знаешь, мразь, что с ними черножопые делали? Нет? Тебе рассказать в каком виде их трупы нашли?
— Но это же не я их! Это черножопые! С завкой! — почти кричала Настя.
— Рот закрой, гнида! А то я не знаю, как это бывает! Да если б не твое колдовство, этого бы не было! Ну, приехали бы нормальные пацаны, лавандосов подкинули! А из-за тебя, падаль, эти хачи приперлись!
— Да, такие пай-девочки, блин! Офигеть — не встать! Тебе, Паровозик, швабру в жопу совали? Чё молчишь?!
Эта реплика стала ошибкой. Получается, она отомстила. Теперь уже никто не поверит, что она ни при чем.
Девочки тупо замолчали. Она только что призналась в своей вине. В их понимании. Настя тоже это поняла.
— Ну, держись, гнида!… - Паровозик кинулась на Настю. Остальные схватили ее, пытаясь удержать.
— Да я тебя, мразь!…
— Оксанка, это ж ведьма! — держали ее подруги.
— Да, по… мне, кто она!
— Пошла на х… отсюда, ведьма! — зло бросила Ленка. Насте два раза повторять не пришлось.
Но, опять таки, все происходит в первый раз. И сознание, что она — ведьма, и поэтому ее не стоит трогать, не навсегда.
Тем вечером в старшей группе был 'сходняк'. А ночью к ней пришли. Естественно, никто и не думал сопротивляться или звать воспитателей. Все смотрели на нее с ненавистью: еще бы! Ведьма! Девчонок погубила! Даже маленькие, которых она опекала, лежали тихо и не шевелились.
А ее били сильно. Везде, кроме лица, там синяки сразу видно. Их пришло много, человек пятнадцать. Били по очереди, руками, ногами. Таскали за волосы. Опускали лицом в унитаз и смотрели, пока она не начинала захлебываться. Потом ее опустили, помочившись сверху…
Несколько дней после этого не трогали. Все ждали, что будет с теми, кто ее избил. Но ничего не произошло.
Настя перешла в масть 'опущенных.' Ее сторонились. С ней никто не разговаривал. Её пока еще боялись.
Но через несколько дней опять стали бить. Делать мелкие гадости. И все это в атмосфере полного
