Мостом между Богом и Человеком. Душа Ницше мечтала о таком человеке будущего. Можно сказать и так: душа уже знала такого Человека. Знала и помнила. И называла Сверхчеловеком.
18
Итак, мост. Той и Лика вышли к мосту. К тому самому мосту, по которому проходила осуществленная ими связь. Связь между небом и землей. И если Лика была Небом, Той олицетворял собой Землю. Между ними стоял этот мост.
Мост, который соединял их. Мост, который их разделял.
Это была волшебная Радуга. По ее семи каналам, по этим божественным струнам, которые она умело трогала, неслась к небесам ее благая весть.
И хотя Той писал о Сверхчеловеке, она всегда оказывалась рядом, но по другую сторону радуги.
А Той писал, что Сверхчеловек — это мост божественного тепла, нежности, любви, что в мире сущего — это проявление духа Закона. Единственного Закона, который следует изучать, знать и которому надлежит подчиняться.
Но подчиняться не так, как делают это рабы, нет. Подчиниться этому закону следует только тогда, когда придет осознание того, что этот закон закон, утверждающий жизнь.
Тогда придет осознание того, что это закон не ограничения, что это закон — предупреждения. Закон предостережения о том, что может случиться, если пренебречь им.
Эта формула призвана напомнить людям о тех изменениях, о тех метафизических превращениях, которые следуют вслед за любым выбором.
«Собственно, — писал Той Бренер, — современное человечество и представляет собой тот неприглядный продукт вырождения и полной бездуховности, вызванный непониманием, нежеланием и неприятием Законов, данных свыше; подменой этих Законов иными, своими законами; законами государства, общества, толпы, закона зверей»…
Однажды, когда Той доверил ей редактировать свои записи, она вычеркнула этот отрезок, но, подумав, вернула на место.
— Этот закон нельзя определить понятиями «нравится», «не нравится», говорила она подруге. — Той пишет о выборе. Он его сделал. Его страсть к исследованиям предполагает наличие множества точек зрения. Возможно, когда-нибудь и мне посчастливится увидеть его полную, законченную картину мироощущений.
19.
В ужасающей зависимости души и тела, тела и души, состоял тот невероятный парадокс, бросавший в сражения за душу даже самого Сатану.
О! Это было сражение Противодействующих армий. Армий, пущенных в ход, на подмогу Лике. Армий самого Одина…
Но это были великие битвы. Битвы Демиурга за энергию, оживляющую его творение, каковым и является наше тело.
А поскольку Демиург представлял Все в созданном им мире, — ведь имя ему — Форма, — то нужно понимать, что наше тело — это и есть та самая форма, являющая собой не кого иного, как самого Демиурга, скрывающего в тенетах тел, усыпленную им душу…
— Тело — вот самый большой враг человека. — Говорят мудрецы.
— Тело — самый большой его друг. — Соглашаются с ними другие мудрецы.
И она сражалась. Сражалась со своим Эго, тем самым изворотливым Нафсом, от которого предостерегали ее волхвы.
Лика сражалась и с ней побеждала Любовь.
И если центр уже был освобожден для Воинства Любви, то на периферии еще шли отчаянные сражения.
Ей предстояло полюбить того, с кем она постоянно сражалась. Ей предстояло полюбить себя. И полюбить не только на словах, но полюбить себя всю. Полюбить свою форму, полюбить свое тело.
Кто может себе представить женщину, осознавшую себя именно таковой?! Если найдется наглец, утверждающий, что он познал такую, я готов сразиться с ним, ибо он лжец!
Иногда Лика вспоминала себя. А когда вспоминала, то помнила себя ни много ни мало, а Богиней!
И Богиня уже подсказывала простой смертной Лике все свои женские секреты. Богиня научила Лику любить свое тело. Ведь Богом стать невозможно, покуда не полюбишь свое тело настолько, что осознаешь необходимость заботы о нем. Заботы, полной любви и терпения.
У Лики это называлось просто — «полюбить дьявола». А, полюбив, Лика делала его покорным себе. Дьявол был покорен Богом. И здесь не было ни какого насилия. Одна любовь…
Теперь Лика использовала свое тело не только в качестве телеги, волокущей из супермаркета пакеты со жратвой. Теперь Лика владела ракетой. Стремительным снарядом, способным переносить ее душу в еще неведомые, но такие прекрасные, и столь желанные миры.
Лике ничего не стоило добиться того, чтобы эта ракета, этот сложнейший механизм с уникальным бортовым компьютером, способным сделать все, прекратил сопротивление, и начал подчиняться ее и только ее собственным командам. Так было однажды на «Гермесе»[7] .
Лика порой не могла понять природу собственных желаний и, уступая им, начинала осознавать, что навязаны они скорее компьютером. И тут она не могла простить ему этой уловки.
Она была не против него, но она была против того, чтобы он беззастенчиво предлагал, навязывал человеку то, чего ему хотелось самому.
Она была против того, чтобы компьютер, почем зря, использовал энергию на себя.
— Ничего лишнего. — Говорила она и в мгновение ока попадала в такие миры, настолько отдаленные, о которых самой и помыслить было боязно.
И Лика знала. И знала, как никто другой, что не следует засорять вселенную космическим оружием. Она знала, что единственно достойное усилие человека — это изучение самого себя.
Ведь все миры, в которые она летала, находились в ней самой.
Но прежде это было необходимо понять.
20
Были времена, когда люди знали себя слишком хорошо. Это было время, когда Атланты, это человечество Адама и Евы, были низвергнуты из Эдема и отправлены на Землю. Их грехом было сомнение.
Но с тех пор, как Атланты утвердили в человечестве ритуал поедать трупы, сомнение в истинности их божественного происхождения, приводило к Истине и Вере. И каждый раз, едва человечество, идущее за искаженной истиной, падало в материю, — как тут же появлялись силы, отрывающие его от земли и устремляющие дух к небу.
И пока человек не понимал необходимости самопознания, пока в нем не возникала такая необходимость, он продолжал оставаться пленником.
Паутинка сна плотно оплела лицо Лики. Но даже во сне различала она чей-то голос, обращенный к ней.
— Человек — дьявол, — говорил этот голос, — страдающий от самого себя. И будет он пребывать таковым до тех пор, пока не очнется. Пока не выйдет из состояния гипнотического сна. Пока, проснувшись, не изучит, а, изучив, не полюбит, а, полюбив, не исправит себя.
И она разорвала оковы сна, эти липкие, противные волокна паутины. И, очистив свое жилище огнем,
