обрученной ему с самого детства.
Как в том, так и в другом Деций Мунд старался превзойти всех, чтобы заставить себе завидовать и удивляться. В погоне за суетной славой первого мота и повесы он готов был на самые большие безрассудства и жил как бы в напряженном опьянении, которое ему надо было завершить самыми отчаянными актами высшего безумства… За городом у богатой вдовы Фаволии, которой нравилось презирать мнениями света, скоро был дан Децию предмет, достойный одушевлявшего его настроения. У нее он сделал с удивившим всех невозмутимым спокойствием два таких крупных проигрыша, какие едва ли снес бы спокойно самый большой богач этого круга, Персий, или три состояния проживший Фуфидий, и там же сплетник Мульвий и двусмысленный Зет разгласили враз две победы Деция над двумя известными всем своей красотою римлянками -- Феророй, по которой напрасно и долго томились, ничего не достигнув, Персий, Руфил и сенатор Помпедий, и над подругой Фероры -- Фелидой, светлые кудри которой воспевали в стихах своих Лолий и Фурий и получали за то вознаграждение от мужа ее, Педомия, и от ухаживавшего за нею вежливого Амфиона.
Этим успехом Деция Мунда, рассказанным вечером всем по секрету сплетником Мульвием и двусмысленным Зетом, было заинтересовано все общество, собравшееся у Фаволии, и историк Фунданий уже записал это на дощечки, которые всегда имел при себе в складках тоги. Но бывший тут грубый и дерзкий Орбелий, человек, которого лучше было бы не пускать ни в какое общество, но который между тем втирался повсюду и везде был способен затеять споры и ссору, не снеся этого, чтобы не дать Децию Мунду славы большого успеха у женщин, и забыв все, чем мог рисковать, произнес вслух, ковыряя в зубах:
– - Экая важность Ферора с Фелидой! Важно лишь то, что у них есть мужья, которые верят в их добродетель, да, признаться, и это не важно. Кто из людей именитых не любит себя обольщать, что жена его одного его любит!.. Эх; про Ферору не ты один кое-что знал и знаешь.
– - Ей всегда нужны деньги, -- подсказал Орбелию Мульвий.
– - Да, да, это правда, -- поддержал Мульвия двусмысленный Зет, и тут же добавил, что Ферора на днях призывала к себе процентщика Авла и напрасно старалась заслужить у него тысячу драхм.
– - Верно, -- ответил Орбелий, -- я видел чужеземных купцов, которые предлагают привезенные ими драгоценные ткани, и сказал себе: ну, теперь держитесь на страже, почтенные мужи священного Рима: жены вас потрясут и заставят податься казною или вашею супружеской честью.
Тут сплетник Мульвий сейчас и припомнил, что Ферора на днях приказала рабыням шить ей тунику из голубой тонкой ткани серебряной нитью.
– - Ну и, конечно, -- воскликнул Орбелий, -- она себе собрала, как и прежде сбирала, а Фелида… Она молодая подруга Фероры, но она не впервые уж ей соревнует, и я опасаюсь, что она слишком поспешно уронит цену добродетели в Риме, так что Фурию скоро придется размечать против многих имен ничтожные цифры, а Лелий и Фурний-певец станут петь про тех, которые сами о себе предпочитали бы всем разговорам молчанье.
И разговор, вступив на эту стезю, продолжался дотоле, что Орбелий с наглостью сказал, что для того, кто хочет и может тратить много денег, нет ничего удивительного приобресть в Риме ласки каждой римлянки.
Тогда одни гости отвернулись от Орбелия, а Фаволия сухо заметила ему, что он, верно, забывает, что и она тоже женщина и что он сидит в ее доме.
– - Нет, я это помню! -- ответил Орбелий.
– -Ты тоже не делаешь для меня никакого исключения?
– - Зачем же ты напрашиваешься на мою дерзость или хочешь вынудить у меня любезность?
– - Ни то ни другое, но я желала бы знать: чем меня можно купить?
– - О, я думаю, можно!
– - Чем же?
– - Ну, например, хоть той ценой, какой покупали любовь Клеопатры.
И это сравнение с египетской царицей не только не оскорбило Фаволию, но, напротив, так ей польстило, что она рассмеялась и не стала опровергать цинических заключений Орбелия о всеобщей продажности в Риме. Но за честь римских женщин заступился скучный философ Булаций, который заметил, что кто чего ищет, тот то и находит. А как его вмешательство было изрядною редкостью, то и тут на слова его обратили внимание и стали к нему приступать с шутливыми вопросами:
– - Чего же сам ты ищешь и что ты нашел, велемудрый Булаций?
А хозяйка сказала:
– - Не докучайте ему, пусть он дремлет или размышляет сам с собою о вещах, нам недоступных. Всякому и без ответа его не трудно отгадать, что Булаций ищет встретить в Риме такую красавицу, которая влюблена в своего мужа и настолько ему верна, что не уделит своей ласки никакому победителю и ни за какие сокровища. Мудрый Булаций встретит такую красавицу… во сне.
Над этими словами Фаволии все засмеялись, но Булаций спокойно перенес общий хохот и, скучливо зевнув, протянул:
– - Да. Я встретил такую женщину, и это было не во сне, а наяву, и притом эта женщина, о которой я говорю, верна своему мужу, и за добродетель ее можно ручаться, хотя она вовсе и не влюблена в своего мужа.
– - В таком случае она, верно, дурна собой?
– - Она прекрасна так, что с нею немногие в мире могут поспорить.
– - В таком разе назови нам ее имя!
Булаций назвал Нетэту.
VI
И едва было произнесено это имя, как все заговорили о Нетэте и выражали общее удивление, что они до сих пор позабыли об этой женщине, красота которой удивительна не менее, чем ее честность. При этом хотя были выражены различные мнения о ее красоте, но все сходились в одном, что Нетэту надо считать не только одною из красивейших женщин в Риме, но что она, кроме того, представляет собою редкостнейший феномен, так как она никогда не отвечала ни на чьи искательства и остается верною мужу, который годами ровесник ее отцу и притом имеет волосатый лоб, напоминающий скифа.
[Текст в скобках, набранный курсивом, принадлежит А. А. Измайлову, осуществившему публикацию повести по отрывочным записям Н. С. Лескова из архива журнала 'Нива' в 'Невском альманахе' (Пг. 1917. Вып. 2)]
Как я увидел тебя такой нежной, Тибулл закричал мне: вот то копье, что увязнуть должно в твоем сердце! И что он сказал, то и случилось: я уязвлен тобой, я жить без тебя не могу, исцели или убей меня скорей, Нетэта!
