В коммунизм — В безоблачный зенит — Полетели мысли отдыхать! Память отбивается От рук. Молодость уходит Из-под ног. Солнышко описывает Круг,— Жизненный отсчитывает Срок. Я очнусь и выйду За порог, И пойду на ветер, На откос О печали пройденных дорог Шелестеть Остатками волос… Стукну по карману — Не звенит! Стукну по другому — Не слыхать! В коммунизм — В безоблачный зенит — Улетают мысли отдыхать. * * * А, между прочим, осень на дворе. Такую осень вижу я впервые! Скулит собака в темной конуре, Залечивая раны боевые! Бегут машины, словно от улик, И вдруг с ухаба шлепаются в лужу! Когда, буксуя, воет грузовик, Мне этот вой выматывает душу! Кругом шумит холодная вода, — И все кругом расплывчато и мглисто! Незримый ветер, словно в невода, Со всех сторон затягивает листья… Раздался стук! Я выдернул засов. Я рад обняться с верными друзьями. Похохотали несколько часов, Повеселились с грустными глазами. Когда в сенях опять простились мы, Я первый раз так явственно услышал, Как о суровой близости зимы Осенний ливень жаловался крышам… Прошла пора, когда в зеленый луг Я открывал узорное оконце, — И все лучи, как сотни добрых рук, Мне по утрам протягивало солнце… * * * Вот ворона сидит на заборе. Все амбары давно на запоре. Все обозы прошли, все подводы, Наступила пора непогоды. Суетится она на заборе: Горе ей! Настоящее горе! Мысли бегают, как электроны, В голове у голодной вороны… Н. Рубцов
Москва, 13 декабря, 1963
Дорогой Александр Яковлевич!
Студенты всех курсов института писали ректору, Ивану Николаевичу, обо мне. Просили восстановить. Ректор сказал, что всех их за это надо бы пропесочить! Он злой на меня. Сведения о моем проступке дошли до него в явно искаженном виде. Из искры раздули пламя (правда, искра была сильной).
Поэтому мне вряд ли стоит идти к нему. О чем с ним говорить? Жаловаться, что у меня нет ни специальности, ни дома (есть только любовь к одной избе и местности глубоко в Вологодской области, где прошло детство), нет ничего? Я не люблю жалобных слов.
Мне сказали, что исключил меня из института все-таки ректорат. Ни в каком секретариате такого приказа не было. Возможно, вполне возможно, были звонки из Союзного секретариата.
Когда В. Белов ругал меня на чем свет стоит, я хорошо понимал его. Более всего стыдно мне, Александр Яковлевич, перед Вами.
В общем, «мне осталась одна забава: пальцы в рот — и веселый свист!». В буквальном смысле, конечно, и этого не осталось.
Наверное, мне надо бы уехать куда-нибудь на месяц, на два, имея перспективу. Что мне нужно для этого сделать?
Извините за беспокойство.
