зарослям).
Джессика Шумейкер узнала доктора Лейдена по роду его прямой деятельности – еще будучи старшеклассницей, она забеременела и в свои пятнадцать лет приперлась с мамашей к нему на приём. Мамаша гневно и в народных выражениях отзывалась о дочкиных утехах, а дочка только плакала и обнимала свой округлившийся животик. Доктор Лейден мамашу успокоил, посетовав, куда катится Америка: ведь если так и дальше пойдет, то подростковая беременность останется единственной беременностью в Штатах – у этих есть желание, но пока нет ума, а как появляется ум, то отпадает желание. Посоветовал прийти к нему в фонд, где адвокаты быстро устроили «сивил сэтлмэнт» – договор с другой семьёй, обговаривающий содержание ребенка. Понятно, что доктор Лейден для Джессики стал ангелом во плоти.
Прошло два года. Джессика школу бросила, так и недоучившись даже до той пародии, что называется «американским школьным дипломом». Жизнь матери-одиночки тяжела в любой стране, и Штаты тут не исключение. Мать Джессики завела себе очередного кобелька породы вайт-треш (
Полноценной больницы в этом захолустье нет, на госпитализацию все больные едут в соседий район, в город Эльдорадо Хиллз, где стоит громада Кайзер-Фаундэйшин Госпиталя. Однако зимою Пятидесятку, единственную дорогу вниз, часто пересыпает снегом, а летом её на недели закрывают из-за знаменитых калифорнийских лесных пожаров. Пришлось этому госпиталю основать на высокогорье малюсенький филиальчик с операционной, ранимацией и несколькими палатами для неотложной помощи. Ну а для сложных случаев всегда наготове вертолетная площадка – ярко освещенный асфальтовый пятачок с намалёванной мишенью. Все местные доктора имеют расписанные на месяц дежурства в этой И-Ар (
Ох уж эта И-Ар, вот где притча во языцех! Не дай Бог, но допустим – у вас предъинфарктное состояние, обострившаяся язва или разрыв коленных связок. Делать нечего, ваши домашние доставляют ваш страждущий организм в приемное отделение обычного американского госпиталя, к примеру, того же Сакраменто. Хоть в элитный Саттер, хоть к демократичным Методистам, хоть в передовой университетский Дэвис, хоть в гигантскую систему Кайзер. Ну во-первых на вас никто не обратит ни малейшего внимания. Оторвите номерок и садитесь/ложитесь на свободное кресло. Там вам быть до первых признаков трупного окоченения. Но может повезти, и ваш номер подойдет, когда вы еще только в состоянии клинической смерти. Придется самореинкарнироваться в собственное тело и заполнить кучу бланков, а потом сразу решить вопрос с медицинской страховкой – помните, главный вопрос не что лечить, а как платить. И если вы еще живы, то тогда есть шанс увидеть достижения современной медицины, но быстро, как на заводском конвейере или в ресторане фаст-фуда, где обслуживаются не выходя из машины. Отчуждённость врача от пациента получается чудовищная. Что операция на сердце? Через три дня домой! А уж чтобы какой-то врач личное сочувствие просто к человеческому несчастью проявил – увольте, так не бывает. Страховые компании за такую процедуру никому еще и цента не заплатили. А вот койкодень в среднем от трех до пяти тысяч долларов, это если самой операции не считать. И так везде по Америке. Точнее почти везде.
Маленькое неотложное отделение Кайзер-Фаундейшин, где в ту ночь дежурил доктор Лейден, и стало из ряда вон выходящим исключением. Лишь только Джессика вошла туда, как дежурный врач немедленно бросил все дела и обратился к ней. Оказывается доктор помнил и ее, и ее беременность, и роды, да и саму жизненную историю. Участие получилось самое человеческое. У Джессики не было страховки, а медикалом (
Джессике принесли одеяло и ледяной пузырь на разбитый нос, влажными салфетками утёрли лицо. Девушка сидела в полупустой приемной и безутешно плакала. Черт возьми, страховки то нет… Доктор Лейден развел руками и пристально посмотрел на медсестёр. Те понимающе закивали головами. Ладно, как-нибудь обойдёмся, надо же помочь человеку. Значит всем всё понятно – будем делать простое человеческое добро без записей. От потраченной рентгеновской плёнки, простирки лишней смены постельного белья, потери одноразового шприца и дозы транквилизатора многомиллиардная медицинская корпорация Кайзер Фаундэйшин не обеднеет. Ну нельзя же девушку в таком состоянии на улице оставлять. Да и снимок черепа надо сделать – вдуг там смещение носовой перегородки, а то и более серьёзный перелом.
Рентген-техник быстро уложил Джессику под свой аппарат, и через минуты уже готов снимок. К счастью ничего серьёзного, а по общей симптоматике получается, что обошлось даже без сотрясения. Разбитый нос – ерунда, заживет и без лечения. А нервный стресс… Ну тоже дело поправимое, нужен укольчик успокоительного и хороший сон. Чтобы не светить неучтенного пациента в палате, сестрички закатили койку в одну из гинекологических смотровых. Ночью там пациентов быть не может, вот и получается такой «левый клиент» полностью на совести доктора Лейдена. Накрывшись одеялом, Джессика тихонько подрагивала мелкой невротической дрожью, толи от пережитого, толи от долгого плача, а может просто от холода – в американских госпиталях мания борьбы с внутригоспитальными инфекциями, а поэтому в гинекологических отделеныях температура немногим отличается от холодильника морга. Мол чтоб микрофлора не росла. Наконец вошел доктор Лейден. В руке небольшой пузырёк и два одноразовых шприца. Сестру он звать не стал, сам в оба шприца набрал одного и того же лекарства из пузырька, жгутом перетянул венку, сделал внутривенную инъекцию, а потом и внутримышечную. Даже не в задницу, а культурно так – в руку. Наверное, чтоб не вызывать неприятных ассоциаций.
В голове у Джессики закрутилось, она почувствовала себя весьма странно – нет это был не совсем сон, а нечто непонятное. И тело моментально стало как желе – ни рукой, ни ногой не пошевелить, ни слова вымолвить. Странное состояние. Вроде и никаких галлюцинаций не пришло, а пришло крайнее безразличие в некой реальности на четверть состоящей из нашего обычного мира и на три четверти из небытия. А затем она почувствовала нечто. Нет это не боль. Это какое-то непонятное распирающее чувство. Даже сразу не поймешь где. Вроде как в кресле у дантиста, когда тот, не пожалев новокаина, тянет гнилой зуб. Какой-то бумажный треск, тупое давление, скрежет… Только теперь почему-то между ног. И вроде на грудях. А потом во рту. Наверное это всеже галлюцинация… Вот опять что-то навалилось, аж дышать тяжело. Нет во рту определенно какой- то вкус. Соленое, точно кровь, как зуб выдрали. А теперь опять давление между ног. Всё, вроде кончилось. Темнота наступила. Может свет выключили? С этой мыслью Джессика провалилась в глухое медикаментозное забытьё.
Однако долго поспать ей не удалось. Скоро она пробудилась с непонятным острым чувством стыда, возникнувшем словно ниоткуда. Страшно не хотелось встречаться с доктором Лейденом, вроде она виновата в чём-то. Тело всё еще было вялым и скованным, но оставаться в смотровой почему-то выше её сил. Она стянула с кровати одеяло и, хватаясь за стены, прошла в холл приемной. Там, свернувшись калачиком на кресле в углу, она и встретила утро. К рассвету восстановился