марионетка. Пес решил сыграть в свою игру.
— Простите, шеф…
— Пес! Вот кто больше меня интересует!
— Пропал. От нашего человека — ни слова.
— Жаль, но от него и раньше долго приходилось ответа ждать. Что еще?
— Экстренное собрание Курии.
— По поводу?
— Кардиналы и сами не в курсе. Кажется, они хотят выступить против Престолоблюстителя.
— Ересь добралась и до Сан-Мариана? А говоришь, что от Пса никаких известий! Ха, Генрих, учись читать между строк событий.
Снаружи грохнуло, застрекотала дробная автоматная очередь, словно злая насмешка над глупым прима-генералом. Качинский все больше хмурился и глядел в окно. Густые черные брови сошлись на переносице, черты лица заострились; появились твердые камешки желваков. Глубокие морщины избороздили худое лицо. За доли секунды архиепископ постарел на многие годы. Только теперь становилось заметно, что пан Качинский стар и очень устал.
— Слишком, слишком быстро! Генрих, все, что можно, подготовить к эвакуации. Только самое важное, остальное сжечь — я не буду облегчать путь нашего бледнолицего друга. И так мною допущено слишком много ошибок. Большего я себе не позволю!
Адъютант скрылся за дверью.
Пан Качинский не просто знал — он, казалось, чувствовал деловитую собранность подчиненных. Будто наяву увидел, как из пыльных складов появляются большие металлические ящики, как летят в них кипы бумаг, как щедро льется на них горючая смесь, как вспыхивает жадное пламя от серной спички. В них много чего ценного, но всего не унести: грузовики не подгонишь, не сгрузишь в них архивы — приходиться чем-то жертвовать. Досье, доклады, конспиративные явки, протоколы заседаний — в огонь. Редко, что откладывается в сторону, в картонную коробку, что после опечатают и понесут подземный ходом, что ведет за город, где уже дожидаются стоящие под паром грузовики и броневики охранения. Одна надежда, что бунтовщики не успели перекрыть дороги, ведущие из Сан-Мариана. Не должны.
Они избрали тактику внезапного наскока, укола стилетом, а не оглушающего удара булавой. Малыми силами успеть парализовать властные структуры — вот их задача. Пока они справляются. Слышно, как с треском ломаются входные двери, высоченные, под три метра, из толстых дубовых брусьев, армированных закаленной сталью. Выстрелы уже на парадной лестнице.
В кабинет влетел Шастков. На щеке мазок копоти, мундир запылен и порван на рукаве. В руках короткоствольный автомат.
— Они уже в здании!
Прима-генерал кивнул, отворачиваясь от окна.
— Эвакуация?
— Практически завершена. Все нижние этажи подожжены — это задержит их ненадолго.
Под дверь уже просачиваются первые седые струйки дыма. Пахнет паленым.
— Отлично! Что в резиденции, неизвестно?
— Телефон и телеграф молчит.
Пан Качинский с силой выдохнул.
— Профессионально работают. Все, уходим.
В стенном сейфе пистолет, мощный «Константин». Потертая рукоять, царапины на стволе и на магазине — видно, что пользовались им часто и по делу. Прима-генерал зарядил его, взвесил в руке.
Потом подошел к большому книжному шкафу, полностью закрывающему одну из стен. Здесь было собрано множество томов, как и современных, так и довоенных. В основном труды святых, молитвословы и псалмы, хотя немалое место было отведено и узкоспециализированной литературы. Тут превалировали издания довоенные, в старых, потрепанных переплетах, с полустертыми надписями на корешках. Тонкие пальцы прирожденного музыканта пробежались по пыльным томам. Остановились на одном, потянули на себя.
«Искусство войны» Сунь Цзы вышло лишь наполовину. Щелкнул скрытый механизм, шестерни с протяжным стоном провернулись, и одна из секций шкафа выдвинулась вперед на утопленных в полу направляющих. Ковер с толстым алым ворсом собрался складками. Из открывшегося прохода потянуло застарелой сыростью.
Перед тем, как покинуть кабинет, архиепископ щелкнул скрытым в стенной панели тумблером, удовлетворенно кивнул и скрылся в тайном туннеле. Генрих Шастков следом за них. Шкаф встал на место.
Через несколько минут в кабинет начальника Серой Стражи ворвались вооруженные люди в мундирах Черной Стражи. На лицах застыл пьяный восторг, руки тискают автоматы. Стоило первому же переуступить порог, как сработала бомба.
Взрыв уничтожил весь верхний этаж Департамента Государственной Безопасности. Пострадали также и соседние дома, но гораздо меньше: всего лишь повылетали окна. Здание горело еще долго, пока от него не остались одни лишь закопченные стены — в наступившем хаосе государственного переворота о пожарной службе вспомнили еще не скоро.
Церковь Пресвятого Конрада. Последний раз, когда Пауло Сантьяго был здесь, расцветала жаркая санмарианская весна. Ласковое солнце гладило нежными лучами кожу; хотелось радоваться и танцевать — выпускник Инквинатория был влюблен и счастлив. Он шагал по прицерковной площади, щурился на солнце и восхищался зарослями кровавой вишни, багрово-алыми облаками мелких цветков на тонких ветвях.
Несмотря на мрачное название, эта вишня была мирным деревом, людей не ела, если только какую- нибудь бродячую кошку или собаку, усыпленную пыльцой-наркотиком у гибких корней. А если под деревом оставить кусок свежего мяса, то на следующий день дерево будет мелко вибрировать и петь. Пьянящий дурман расползется по всей площади.
Вишни впали в предзимнюю дрему, и даже подойдя совсем близко к ним, не дождется движения в хищном корневище. Часть деревьев расстреляна из чего-то крупнокалиберного. Торчат перемолотые комли, корни изогнулись зубастыми плетями в предсмертной агонии. Солнце было, но теперь его сменило низкое серой полотно, затянувшее небо. Холодные иголки первого, влажного снега щипали разгоряченную кожу.
Под ногами древние плиты, привезенные из мертвого Ватикана, что светится в темноте багровым. Камни, помнящие ноги первых пап и первых прихожан, помнившие опаляющий огонь Ядерного Рассвета. Они многое могли рассказать, но на счастье оставались немыми. Никогда и никому они не поведают историю предательства молодого обер-капитана.
Сантьяго шел нарочито медленно, чуть приволакивая ноги, словно отшагал до этого не меньше десятка километров без передышки. Поганое, грызущее чувство было тяжелее гранитных плит под ногами. Холод пробирался под серую шинель, раздувал полы и рвал влагу из глаз.
Рядом шагали По и Черный Бык. По тащил свою драгоценную «Гекату». От стволов грозного пулемета все еще тянуло теплом. Теплом и смертью. Совсем недавно он превратил в решето автомобиль по дороге. Кто там был? Дети, женщины, старики? Или еретики и безбожники? Теперь уже было все равно. От машины, застрявшей в зарослях кровавых вишен, тянуло горячим металлом и паленым мясом. Сладко и гадостно.
— Быстрее можно? — не стерпел По, махнул недовольно «Гекатой».
— Можно, — легко согласился Сантьяго, не прибавив ни шагу. Но По, вроде бы, хватило и этого.
Наконец, они пересекли казавшуюся бесконечной площадь. Громада церкви подавляла, пригибала к земле огромным золоченым куполом, сейчас тусклым и мрачным. Колонны, облицованные гранитом, напоминали строй угрюмых солдат, вставших в свой последний бой. Только битва та уже давно была проиграна — серая армия опоздала. По огромной полукруглой лестнице спускались люди.
Впереди вышагивал Пес в распахнутой черной шинели. Он, как и всегда, вел за руку Крысолова — уменьшенную свою копию с безумными глазами.
Вокруг штурмовая группа из людей Фаттиччели — Пес сумел основательно промыть мозги многим — и
