Торби бежал что было сил. Он помнил, что, дыша чистым кислородом, должен заставлять мышцы постоянно двигаться, чтобы не допустить гипервентиляции. Казалось, лыжи уже мчались сами по себе, скользили, поворачивали, подпрыгивали. В меркнущем небесном свете Торби старался не сбиться с пути и сохранить относительное спокойствие. В условиях низкой марсианской гравитации горизонт казался ближе, чем на Земле, а смещение траектории могло остаться незаметным, к тому же тело, став гораздо легче, при движении все время норовило подпрыгнуть, так что без должного напряжения мышцы ног тратили треть энергии впустую на вертикальные движения.
Двигаться по подветренной стороне было небезопасно, так как там в любой момент мог случиться очередной оползень. Поэтому Торби старался держаться правой, наветренной стороны, не спускаясь слишком низко с гребня дюны, чтобы не пропустить ту самую развилку. Он слышал только собственное шумное дыхание и скрип лыж по песку. Столб взвеси, поднятый ударом обломка кометы о Марс, теперь потемнел и стал яростно — красным, а занимавшая четверть неба комета в зловещей тишине застыла в небе прямо над ними. Торби старался смотреть прямо перед собой, не спуская глаз с горизонта, целиком положившись на быстроту ног и крепость духа. При каждом движении он старался прилагать силу строго вертикально, на поворотах регулировал движение лыж мышцами стопы, а не бедра, очень надеясь, что он правильно помнит, как все это делать, и толком не зная, достаточно ли быстро он движется по этой, по- видимому бесконечной, пустыне.
Отыскав развилку и повернув налево, Торби оглянулся посмотреть, как там Леоа. Она немного отстала, так что он замедлил ход и подумал, не стоит ли объяснить ей, как правильно двигаться, чтобы избегнуть ненужных вертикальных колебаний тела и сберечь драгоценную энергию.
Вдруг пятиметровый слой песка начал осыпаться под ее ногами — с гребня дюны по подветренному склону покатился оползень. В голове у него мелькнула мысль: «Но как такое возможно? Я же только что проехал там, а ведь я намного тяжелее». Едва он успел это подумать, как почва ушла у него из-под ног, раздался оглушительный грохот, и оставшаяся часть дюны тоже рухнула.
«Как же я мог об этом забыть?» — удивился Торби. В холодной разреженной атмосфере Марса, состоящей из тяжелых молекул углекислого газа, звук распространяется медленнее, чем в атмосфере состава, пригодного для дыхания. Это становится очевидно уже во время первой прогулки по Марсу, когда в наушниках твоего приятеля, слушающего радио, фоном звучит то, что ранее было сказано тобой в микрофон, и приходится немало повозиться, чтобы особым образом настроить микрофон и ускорить получение звукового сигнала. А базальтовые плиты, дно высохшего марсианского моря, обладают низкой температурой и высокой твердостью, так что сейсмические колебания в этой части планеты распространяются быстрее, чем где бы то ни было.
Торби думал об этом, летя куда-то кувырком. Мысли его были такими четкими, словно в этот момент он продумывал озвучку для своего последнего документального фильма. Воистину этот фильм мог бы стать для него последним.
В условиях низкой гравитации падение затянулось. Вокруг оглушительно шелестел песок, в микрофоне громко раздавалось гудение тысяч поющих дюн, — казалось, пустыня стонет, содрогаясь от колебаний горной породы, вызванных S — волнами. Эти колебания вызывали резонанс, в результате чего по склонам дюн без конца сходили лавины и оползни, которые, в свою очередь, тоже порождали резонанс. Так продолжалось до тех пор, пока не была израсходована почти вся потенциальная энергия Песчаного моря.
Скорее всего, специально для того, чтобы подразнить Леоа, Торби, летя вниз по склону и готовясь к гибели, сочинил весьма назидательный и банальный закадровый комментарий для происходящего: «Может показаться, что великая пустыня знает, чем грозит ей Борей, что она видит этот небесный свет, несущий смерть Песчаному морю, темные дюны и камни которого бросают вызов склонившемуся над ним равнодушно мерцающему ледяному лику».
От очередного толчка Торби опять подбросило, так что назидательный комментарий оказался прерван на полуслове. К тому же с журналиста слетели лыжи. Кувырком летя вниз, он чувствовал, что его затягивает песок. Что-то тяжелое ударило сзади по шлему. Падение ускорилось, и в конце концов, проехавшись немного вперед головой, он приземлился на живот.
В темноте слышно было только, как в наушниках шелестит песок.
Ощутив легкую увлажненность белья и головокружение, Торби понял, что опозорился дальше некуда: подумать только, он потерял сознание от страха. Состояние напоминало сильнейшее похмелье. Торби глотнул немного воды. Все тело ныло от удара, но острой боли он не чувствовал нигде. Похоже, единственный серьезный ущерб состоял в том, что внутри скафандра отсоединилась мочеиспускательная трубка. Если Бэггинс догонит, можно будет попробовать все поправить и даже обтереться губкой, но острой необходимости в этом не было.
Часы, видимо, вышли из строя — они ведь не работали сами по себе, а передавали спутниковые сигналы времени. Впрочем, судя по тому, что штаны все еще были мокрые, Торби вряд ли был без сознания более четверти часа. Каждые пятнадцать минут внутри скафандра срабатывала система контроля влажности, и вся лишняя влага испарялась.
Журналист лежал на животе, головой вниз. При попытке встать выяснилось, что руки совсем не слушаются. Торби пошевелил пальцами, затем — запястьями, стараясь утрамбовать тот песок, что был под ними, и стряхнуть тот, которым его засыпало. Ему казалось, что прошла целая вечность, прежде чем он начал чувствовать предплечья, наконец дошла очередь до плеч — Торби широкими гребками устремился сквозь слой песка на поверхность. Ему пришлось изо всех сил напрячь мышцы ног, чтобы вынырнуть, и теперь он сидел на склоне дюны, залитом серебристым светом темнеющих небес.
Вдруг журналист услышал странный шелестящий звук и долго не мог определить его источник. Наконец он понял, что это осыпаются с неба на землю песок и пыль. Ударная волна, наверняка принесшая с собой пылевое облако, видимо, пронеслась, когда Торби был без сознания. На вершинах дюн виднелись высокие, странным образом закрученные гребни, и вообще возникало ощущение, что пейзаж развернулся на девяносто градусов: раньше подветренными были западные склоны дюн, а наветренными — восточные; теперь южные склоны стали подветренными, а северные — наветренными. И сами дюны стали ниже и шире. Может быть, Торби спасся, потому что оказался в котловине между дюнами.
Торби включил внешний голосовой динамик и крикнул:
— Леоа!
Ответа не последовало. Канал голосовой связи не работал — это значило, что Леоа либо слишком далеко, либо слишком глубоко, чтобы радиосигнал мог пробиться к ней.
Торби попробовал воспользоваться каналом службы спасения, но получил сообщение, что если он находится южнее тридцатой широты и не истекает кровью и если он в состоянии добраться до ближайшей больницы, находящейся на расстоянии менее десяти километров, то ему лучше действовать самостоятельно. Канал навигации тоже не работал, впрочем, при необходимости Торби мог по звездам двух Медведиц и Кассиопеи найти то место, где ранее он и Леоа использовали навигационную систему, а потом попытаться добраться до населенной части планеты, хотя без лыж ему на это могло потребоваться около недели.
Оползень увлек за собой Леоа, когда она была метрах в ста пятидесяти от него. Торби не был уверен, что его спутница успела добежать до котловины. Он снова позвал ее, но снова не получил ответа. Попробовал позвонить по телефону — ему сказали, что спутниковая служба связи временно отключена. Тут все было объяснимо: ударная волна, круша все подряд, могла зацепить и полярные спутники, двигавшиеся по эллиптической орбите и обеспечивавшие связь и навигацию.
Если бы Торби был один, он бы прямо сейчас отправился на юг, но оставить свою спутницу он не мог — нужно было, по крайней мере, попытаться отыскать ее. У Бэггинса хранился маршрутизатор, который мог бы определить местонахождение Леоа при помощи радиомаячка. Но Бэггинса наверняка тоже засыпало песком, и даже если носильщик чудом уцелел, ему понадобится время, чтобы найти хозяина.
Торби решил пару часов подождать Бэггинса, ведь тот не только смог бы его накормить, но и, быть может, нашел бы потерянные лыжи и палки. К тому же Бэггинс был оснащен электролопатой. Уж лучше сперва отыскать еду и лыжи, чем отправиться пешком неведомо куда. И еще нужно искать Леоа. Торби не придумал ничего лучше, как залезть на вершину песчаного холма, с которого он скатился.
Поднялся западный ветер, при его порывах песок под ногами начал осыпаться — подъем дался Торби
