Граф нащупал в кармане веревку – ее. просто удобно свернутую он положило в карман по совету Аслана. Достал, пропустил конец за пояс генеральской формы. Змиевский даже не пытался высвободиться – понимал, что не успеет.
– Зачем тебе это… Ты же поляк… против народа идешь…
– Молчи… Молчи, тварь не тебе говорить про Польшу! У меня граната. Если меня и замордуют – она все равно взорвется, убежать не успеешь. Пошел! Встаешь и остаешься на месте! Ну, пошел тварь!
Сотник тоже решил, что должен что-то делать. Он лежал очень неудобно – так, что не мог видеть происходящее, и что бы видеть, ему надо было повернуться. Но повернуться, не вылезая из-под машины было невозможно, и поэтому он просто решил ползти назад, лежа на спине. Он не мог видеть, куда он ползет – но он хотя бы мог выползти и встать в промежутке между машинами, он хоть небольшой, но был, и встать там можно было.
Так он и пополз, еле протискиваясь под массивными мостами машины. В ногах, там где был этот польский придурок, решивший поиграть в героя, кто-то шевелился, довольно шумно – может быть этот поручик решился выползти из-под машины, может еще что. Но он полз, полз… и увидел, случайно увидел – массивная рама АМО все же позволила увидеть стрелка-снайпера, спрятавшегося там, где должны быть два запасных колеса, между кабиной и грузовой платформой машины… Сотник уже перезарядил пистолет- пулемет, в нем был свежий магазин… а стрелок настолько сосредоточился на возможности подстрелить того, кто захватил в заложники их генерала – собрался стрелять либо поверх кабины либо даже через ее стекла – что не услышал шума у себя под ногами, не увидел высунувшуюся руку со стволом…
– Стой!
Граф Ежи, держа генерала на поводке, осторожно выбирался из-под машины, в каждую минуту ожидая выстрела
– Не поворачиваться! Смотреть в поле!
– Это не я штаб взорвал! Не я, поверь!
– Ты, ты. Ты и Ковальчека убил. Эти – знают?
– Тебе глупость сказали. Они там в штабе зажирели, ничего не делают. Им козел отпущения нужен, вот они тебе и наговорили…
Граф Ежи наконец-то сумел встать. Винтовка – длинная, пусть и со сложенным прикладом – очень мешалась.
– Сейчас вертолет приземлится. Садись и улетай.
Вертолет действительно приближался, было слышно.
– Ты так ничего и не понял, Збаражский. Ты хоть и шляхтич – а все равно мразь. Мне без тебя жизни теперь нет. Знаешь поговорку японскую – бесчестье подобно шраму на дереве, с каждым годом все толще.
– Кретин!
– Нет… Это ты дурак. Но я тебе в одном клянусь… пошел! вот так… стой…пусть тебя судят, я тебя сдам в штаб и пусть тебя судят. Пусть все узнают, какая ты…
Что-то с шумом упало, граф дернул генерала, прикрываясь им – стрелок с автоматом вывалился откуда-то из-за соседней машины, как мешок упал на дорогу и замер.
– Видишь? Убьют дурака…
Под ногами шумно завозились…
– Сотник?
– Не стреляй!
– Здесь вертолет!
– Слышу… Не стреляй…
Сотнику, наконец, удалось вылезти из-под этих проклятых машин. Не все было плохо – у него был пулемет, в котором он сразу сменил магазин, и у них был заложник. Его, правда, пристрелят сразу – заложник был один на двоих.
Поляки сделали то, что пришло им в голову – выстроившись полукругом вокруг машин, они взяли их на прицел. Публика было разношерстная, кто-то в гражданском и с ружьями и карабинами кто-то с автоматами. Но все искупалось численностью – сорок человек, только с этой стороны, значит и с той столько же…
Велехов шагнул в сторону, чтобы прикрыть ноги мощными колесами. Теперь если кто сверху подберется… но он услышит.
– Геликоптер!
В голосе поляка слышалась паника, пусть и скрываемая
– Ты вызвал?
– Нет, это чужой.
Сотник перебежал к третьей в колонне машине, открыл дверь со стороны пассажира. Водитель, с глазами, круглыми от страха целился в него из пистолета.
– Пошел, пан! Беги, стрелять не буду.
Они с паном посмотрели друг другу в глаза, потом пан, не сводя с него ствола, вслепую нащупал ручку двери, открыл ее и вывалился из машины
Ключ – на месте, ключ поляк оставил, не догадался выдернуть. Захлопнув дверь, сотник повернул ключ, выжал сцепление – и мотор отозвался ровным, глухим гулом…
Сотник подал машину вперед, уперся бампером во впереди стоящую машину, аккуратно нажал на газ – и впереди стоящая машина поползла вперед…
Ревел мотор, машина ползла вперед, толкая перед собой еще две. Вертолет уже сел метрах в трехстах от колонны…
– Садись! Садись, говорю!
– Вертолет!
Сотник пригибался к рулю, делал все, что возможно, чтобы не стать легкой добычей для снайпера
– Давай в машину!
– Там казаки…
Велехов глянул – и захолонуло сердце. Там и в самом деле были казаки – их выводили из вертолета…
– Садись, пся крев!
Польское ругательство, произнесенное русским казаком, подействовало на молодого графа – он дернулся, схватился рукой за кронштейн зеркала и задом. не поворачиваясь, начал подниматься в машину. И в этот момент громыхнул выстрел! Кто-то все же решился – заскочил в кузов, пока машина двигалась, подкрался и выстрелил по кабине, прорезав брезент тента и целясь наугад по водителю. Но видимо Бог был на стороне казаков в этот день…
Сотник как раз выворачивал руль, когда осыпалось заднее стекло, по плечу словно хватило кувалдой, потемнело от боли в глазах. Взревев, он рванул здоровой рукой руль, со всей дури нажал на газ – и АМО попер, как стронутый с места загонщиками кабан, таранным бампером он, своротив впереди стоящую машину, в мгновение ока пересек неширокую дорогу и рухнул передним мостом в кювет, распугивая поляков. Стрелок в кузове успел выстрелить еще раз – но промахнулся и промахнулся сильно. Пуля прошла по центру кабины, никого не задев, разбила лобовое стекло и вылетела.
Канава не остановила тяжелый армейский вездеход – своротив бампером эскарп**, машина вырвалась на свободу. Дверь со стороны пассажира была открыла, держа изо всех сил веревку, граф Комаровский не давал вывалиться из машины Змиевскому. Тот вяло трепыхался…
Кто-то их обстрелял – но пули лишь щелкнули по кузову вездехода. Армейская машина, даже небронированная конструировалась так, что автоматной очередью ее было не остановить…
