случае, как и в других, привычка делать какое-либо дело сохраняется и после того, как сама цель, ради которой оно делалось, уже перестала существовать.
Обладание богатством дает таким людям ощущение власти над себе подобными и порождает к ним нечто вроде завистливого уважения, в котором они черпают горькое, но глубокое удовлетворение].
Таким образом, хотя и верно, что 'деньги', или 'всеобщая покупательная способность', или 'распоряжение материальным богатством', составляют главный стержень, вокруг которого концентрирует свое внимание экономическая наука, объясняется это не тем, что деньги или материальное богатство рассматриваются как главная цель человеческой деятельности или даже как основной предмет исследования экономиста, а тем, что в том мире, в котором мы живем, они служат единственным пригодным средством измерения мотивов человеческой деятельности в широких масштабах. Если бы экономисты прошлого четко объяснили это, они избежали бы многих прискорбных кривотолков, а великолепные учения Карлейля и Рескина о надлежащих целях человеческих устремлений и надлежащем использовании богатства не подверглись бы тогда искажению в ходе ожесточенных нападок на экономическую науку, основывавшихся на ошибочной посылке, будто эта наука не имеет ничего общего с какими-либо иными мотивами, кроме корыстной жажды богатства, или даже будто она проповедует политику низменного эгоизма [В действительности можно себе представить такой мир, в котором существует весьма схожая с нашей экономическая наука, но в котором нет никаких форм денег. См. Приложения B, § 8, и D, § 2].
Далее, когда говорят, что побудительным мотивом к деятельности человека являются зарабатываемые им при этом деньги, то вовсе не подразумевают, что все его помыслы обращены только на приобретательство и ни на что иное. Даже самые что ни на есть чисто хозяйственные отношения в жизни предполагают честность и правдивость, а многие из этих отношений предполагают если не наличие благородства, то по крайней мере отсутствие подлости, присутствие чувства гордости, которое свойственно каждому честному человеку, расплачивающемуся по своим обязательствам. К тому же большая часть работы, посредством которой люди зарабатывают на жизнь, сама по себе доставляет удовольствие; утверждение социалистов о том, что еще большую часть труда необходимо сделать именно такой, отвечает истине. Даже коммерческая деятельность, которая на первый взгляд кажется непривлекательной, часто доставляет большое удовольствие, открывая возможности для применения способностей людей, для их инстинктивного стремления к соревнованию и обретению власти. Подобно тому как скаковая лошадь или спортсмен напрягают все свои силы, чтобы опередить своих соперников, и получают от этого наслаждение, так и промышленник или торговец часто движим гораздо больше перспективой победы над конкурентом, нежели желанием еще несколько увеличить свое состояние! [Некоторые замечания о широких границах экономической науки, как ее толкуют в Германии, приведены в Приложении D, § 3].
§ 5. В действительности экономисты в своих исследованиях всегда уделяли пристальное внимание всем выгодам, которые обычно влекут людей к какому-либо занятию, независимо от того, принимают ли эти выгоды денежную или иную форму. При прочих равных условиях люди предпочитают занятие, которое не унижает их, которое приносит им надежное общественное положение и т.д.; а поскольку эти выгоды воспринимаются хотя и не каждым в точности одинаково, но большинством людей почти одинаково, их притягательную силу можно оценить и измерить посредством денежной заработной платы, считающейся их эквивалентом.
В свою очередь желание заслужить одобрение и избежать презрения окружающих также является побудительным мотивом к действию, который функционирует в той или иной степени одинаково в любом классе людей в данное время и данной местности, хотя факторы места и времени в большой мере обусловливают не только интенсивность стремления получить одобрение, но и круг лиц, чьего одобрения добиваются. Например, лица интеллигентного труда или ремесленники весьма чувствительны к положительным или отрицательным отзывам представителей своей же профессии и мало считаются с мнением других людей. Существует много экономических проблем, рассмотрение которых окажется совершенно беспредметным, если не затратить труд на выявление общих тенденций и на тщательную оценку силы побудительных мотивов подобного рода.
Так же как можно обнаружить примесь эгоизма в желании человека делать то, что, вероятно, принесет пользу его товарищам по работе, так может присутствовать и частица личной гордости в желании, чтобы семья его процветала на протяжении его жизни и после его смерти.
Однако семейные привязанности вообще представляют собой столь чистую форму альтруизма, что их действие вряд ли носило бы столь постоянный характер, если бы сами семейные отношения не отличались единообразием.
На деле их воздействие весьма устойчиво, и экономисты всегда полностью принимали их в расчет, особенно когда речь шла о распределении дохода семьи между ее членами, об издержках на подготовку детей к их будущей карьере и об использовании накопленного богатства после смерти того, кто его нажил.
Следовательно, экономистам мешает учитывать действие подобного рода побудительных мотивов не недостаток желания, а недостаток надлежащих средств; поэтому они приветствуют тот факт, что некоторые виды филантропической деятельности могут быть выражены в статистической форме и сведены к определенной закономерности в случае, если статистика обеспечивает достаточно представительные средние количественные данные. По существу, мы здесь имеем дело с такого рода неустойчивым и непостоянным побудительным мотивом, что выведение какой-то его закономерности требует самого широкого и терпеливого изучения. Но даже и теперь, очевидно, возможно предсказать с достаточной степенью точности сумму пожертвований на содержание больниц, церквей и различного рода миссионерскую деятельность, которую могут внести, скажем, сто тысяч англичан среднего достатка; и в той мере, в какой это возможно, существует и база для экономического рассмотрения предложения и спроса на услуги медицинских сестер в больницах, миссионеров и иных религиозных служите лей.
Однако для всех времен, вероятно, останется правильным положение о том, что большую часть тех действий, которые продиктованы чувством долга и любовью к ближнему, невозможно систематизировать, свести к закономерности и количественно измерить. Именно по этой причине, а не в силу того, что они не основаны на своекорыстии, нельзя включить их в сферу исследований экономической науки.
§ 6. Ранние английские экономисты, быть может, слишком много внимания сосредоточили на мотивах индивидуальной деятельности. Но в действительности экономисты, как и представители всех других общественных наук, имеют дело с индивидуумами главным образом как с членами общественного организма. Как храм составляет нечто большее, чем камни, из которых он сложен, как человек — это нечто большее, чем ряд мыслей и ощущений, так и жизнь общества - это нечто, большее, чем сумма жизней его индивидуальных членов. Верно, конечно, что деятельность целого складывается из действий составляющих его частей и что отправным пунктом в исследовании большинства экономических проблем должны служить мотивы, движущие индивидуумом, рассматриваемым отнюдь не в качестве изолированного атома, а в качестве участника какой-либо профессии или производственной группы; но верно также, что, как убедительно доказывали немецкие авторы, экономическая наука придает большое и все возрастающее значение мотивам, связанным с коллективной собственностью, с коллективными усилиями в достижении важных целей.
Растущая целеустремленность нашего века, повышение уровня духовного развития масс, все большее
