— А! Я сейчас же выйду к нему, миссис Хадсон.
— Хорошо, сэр.
— Вот видите, Уотсон, — сказал Холмс, как только она удалилась. — Сначала посылают секретаря министерства иностранных дел, когда же он возвращается ни с чем, выдвигают тяжелую артиллерию. Нельзя, чтобы мистер Аскуит топтался в моей гостиной.
— А что такое? — заинтересовался я, поскольку дело должно было быть крайне важным, если уж сам глава правительства явился ради него в Саут Даунс.
— Вы не слышали о фон Борке?
— Никогда. А кто он?
— Один веселый парень, Уотсон, — Холмс многозначительно похлопал меня по колену. — Веселый парень, который взялся заниматься веселым английским спортом, — его улыбка внезапно угасла. — Происходят великие и ужасные вещи, старина. Этот фон Борк — всего лишь песчинка между зубцами важного механизма, и я так понимаю, его необходимо убрать, — он помолчал и испустил глубокий вздох. — Надо думать, на то, чтобы загнать веселого парня фон Борка в угол, уйдет немало времени. И они будут настаивать, чтобы это сделал я, — добавил он с новым вздохом. — Вы меня извините?[71]
— Но Холмс! — позвал я, когда он уже направился к двери. — Позвольте мне задать хотя бы один вопрос!
— Только один.
Только один! Тысячи вопросов теснились в моем сознании, каждый из них представлялся крайне важным. Кто же был сообщником Призрака? Когда и где был ранен виконт? Что сталось с беднягой Плансоном? Был, однако, один вопрос, который всплыл на поверхность прежде, чем я успел высказать какой-либо другой:
— Куда же вы направились, оставив Париж?
Глаза Холмса блеснули в гаснущем свете, пока он стоял в дверях.
— Монтенегро, старина. Монтенегро.
Я не сразу сообразил, что он имел в виду.
Когда я понял, он уже ушел.
Как и всегда в конце этих стилизаций, я пользуюсь случаем выразить бесконечную признательность и восхищение, в первую очередь, непревзойденному гению Артура Конан Дойла, творчество которого принесло столько удовольствия столь многим читателям.
В этом случае, однако, я должен выразить равноценную признательность благодарность как Дойлу, так и человеку, создавшему «Призрака оперы». Почему потрясающему абсурдистскому шедевру Гастона Леру уделяется столь мало внимания, выше моего понимания — разве что многочисленные интерпретации в виде кинофильмов и поп-опер мешают издателям осознать его истинную ценность. Однако, позаимствовав это произведение и измыслив собственные вариации на основе его сюжета, я счел уместным вывести в своей версии Леру как дирижера оркестра, который правдиво утверждает, что он отвечает за все, и что ни одна малейшая деталь не ускользнет от его внимания. Леру очевидно был большим поклонником Шерлока Холмса, так что было только справедливо дать им возможность встретиться.
Должен высказать одно признание. Леру утверждает, что события, которые он описывает, произошли «не более тридцати лет назад». Поскольку его роман был опубликован в 1911 году, может подразумеваться 1881 год, но эта дата никак не совпадает с хронологией Холмса. Поэтому я позволил себе вольную интерпретацию выражения «не более» и перенес действие на десять лет вперед. Надеюсь, это не слишком извратило образы обоих персонажей.
Вдобавок, я, как и всегда, обязан множеству исследователей и теоретиков Шерлока во главе с покойным Уильямом С. Баринг-Гоулдом, автором первой биографии Холмса и аннотации к полному изданию Кларксона Н. Поттера, хронологию которого я принимаю без оговорок.
Бесценны оказались две справочные работы по Холмсу:
Я обязан также Отто Фридриху и его обширной истории Второй империи:
Особо я благодарю свою жену Лорен, чье терпение, готовность поддержать и дать совет, редакторские способности и неизменный энтузиазм толкали меня дальше каждый раз, когда я приходил в растерянность.
Остался еще один помощник, чей вклад следует отметить.
— Значит, твой старик — психиатр, — говорили мне в детстве. — Он что, фрейдист?
Откуда мне было знать?
— Пап, ты фрейдист?
— Глупый вопрос, — отвечал он, разжигая трубку.
— Почему?
— Потому что обсуждать историю психоанализа, не упоминая Фрейда, это все равно, что пересказывать историю Северной Америки, опустив индейцев — или Колумба. Но считать, что со времен Колумба ничего не произошло, не просто абсурдно — это было бы страшной ошибкой. И делать вид, будто ничего не произошло со времен Фрейда, — такое же дикое и неоправданное доктринерство.
(И он принялся дальше развивать свою картографическую аналогию с Колумбом, которая приводится в начале этой книги).
— Когда ко мне приходит пациент, — продолжал мой отец, — я слушаю, что он говорит. Я слушаю,
Последовало продолжительное молчание, пока я обдумывал его слова. Я наблюдал, как отец удовлетворенно попыхивает своей трубкой. И вдруг понял, кого мне все это время напоминал Шерлок Холмс. Я просто не осознавал этого.
Спасибо, папа.
Примечания
Аутентичность бумаги и чернил подтвердила судебная экспертиза Скотланд Ярда и профессор ван Меегрин из Лондонской Национальной галереи. Почерк определили как принадлежащий Уотсону два эксперта, специализацию которых я не имею права назвать, из Лэнгли, Вирджиния.
Не исключено, что где-то существует — или существовал — полный и редактированный машинописный текст. Если он сохранился, возможно, когда-нибудь мы сможем получить более определенные ответы на эти вопросы.
Издатель обнаружил в описываемой местности ферму Бёрлинг мэнор, но никак не Бёрли.
