том «Пауков России», открытый на главе «Пауки Балтийского побережья».
— Ну и что вы обо мне говорили?
— Он спросил, как ты поживаешь, я рассказал ему про тебя, передал, что ты очень хочешь с ним встретиться, и…
— Не нужно было этого говорить.
— О боже…
— Я не уверен, что очень хочу с ним встретиться, — рассудительно произнес Бруно.
— Ну так определись же ты наконец, бога ради.
— Не понимаю, отчего ты так расстроен.
— Да не расстроен я, черт побери.
С тех пор, как он решил повидаться с Майлзом, или, во всяком случае, с того момента, как он отправил Денби к Майлзу, Бруно испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, надвигающаяся встреча с сыном вызывала у него какой-то животный страх, а с другой стороны, он боялся того, что ему придется пережить, если Майлз откажется прийти. С ума можно сойти. Но тут Денби, вернувшийся от Майлза, сразу успокоил его. Бруно к тому же охватывала жгучая досада при мысли о том, что Майлз и Денби, чего доброго, могут объединиться и начать строить против него козни. Денби скажет:
— Старый болван хочет увидеться с тобой. Ты уж потрафь ему.
— Он что, совсем спятил? — ответит Майлз. — Ну и сколько же он еще собирается коптить небо?
А почему бы им и не говорить о нем в таком тоне. Они молоды, здоровы, ничем не связаны. Еще он растроганно удивлялся — надо же, столь острые и разнообразные чувства могут возникать у такого старика. «Такого старика», — мысленно повторял он, пока не выступили слезы. Ему было приятно, что он не обратился в примитив под влиянием возраста и болезней. Он был таким же сложным, развитым существом, как и раньше. И даже еще более сложным, много более. Он плел паутину своих чувств, не обрывая ни единой ниточки. Хорошо, он увидится с Майлзом. Однако ничего нельзя было предсказать заранее, и это его пугало.
— Конечно, я хочу его видеть, — рассудительно продолжал Бруно, — и все же мне как-то не по себе. Не думай, что я помешался.
— Да я и не думаю. Мы с ним откровенно поговорили.
— Что значит откровенно? Как он выглядит?
— Слегка облысел.
— Ты всегда не любил его, Денби.
— Это он меня не любил. Я-то его как раз любил. Он был похож на Гвен. Да и сейчас тоже.
— Вот почему ты расстроился.
— Да. Еще шампанского?
— Спасибо. И как же он выглядит?
— Раздраженный, озабоченный. Но с тобой он, конечно, будет ласковее.
— Не представляю, о чем только с ним говорить, — сказал Бруно. Левой рукой он безотчетно шарил по покрывалу, а дрожащей правой подносил к губам стакан. Шампанское бодрило его.
— Всего лучше пригласить Майлза как-нибудь утром. По утрам ты прекрасно себя чувствуешь.
— Да-да. Тогда это нужно сделать в субботу или воскресенье. Ты дашь ему знать?
— Да. Ну, я пойду, ладно, Бруно? Меня ждут в баре. А вот и сиделка Найджел.
Осторожно ступая, явился Найджел, и Денби ушел. Прямые темные волосы Найджела мягко обрамляли его бледное неправильное лицо и сходились дугой под подбородком. Темные глаза были сонными, но он расторопно и заботливо наводил у Бруно порядок перед ужином. Убрал марки, аккуратно сложил «Ивнинг стандард», снова наполнил до краев стакан Бруно золотым пузырчатым шампанским. Оно немного расплескалось на белую, поправленную Найджслом простыню, потому что державшая его пятнистая рука бессильно дрожала. Такая старая-престарая была эта рука.
— В туалет хотите?
— Нет, не хочу, Найджел, спасибо.
— Судорог не было?
— Нет, не было.
Найджел порхал, как мотылек. Застегнул пуговицы на пижаме Бруно, подставил ему под лопатки подпорку и взбил подушки, отодвинул подальше от кровати лампу и телефон. Закрыл и убрал «Пауков России». Тыльной стороной руки Найджел вытер Бруно щеку. Нежность — восхитительна. У Бруно на глазах выступили слезы.
— Я собираюсь повидаться с сыном, Найджел.
— Вот это хорошо.
— Как ты думаешь, Найджел, возможно ли прощение? Существует ли оно на самом деле, или за этим словом ничего не стоит? Что-то спать хочется. Нельзя ли побыстрее поужинать?
Слишком много шампанского. Найджел пьет его из стакана Денби. Найджел порхает, словно мотылек, как бы наполняя комнату мягким, едва слышным шелестом больших крыльев.
Глава VIII
Денби поправил галстук и нажал на кнопку звонка. Дверь открыла крупнолицая женщина с бледно- песочными волосами, гладко зачесанными назад. Денби тут же забыл о Майлзе.
— Я… Здравствуйте… Я…
— Вы Денби.
— Да. А вы — Диана.
— Да, вот и хорошо. Очень хотела с вами познакомиться. Входите. К сожалению, Майлза нет.
Откуда-то из глубины дома доносилась тихая музыка.
Денби прошел следом за Дианой через темный холл в комнату, которую слабо озаряли последние лучи заходящего солнца. За большими двустворчатыми окнами виднелась асфальтовая площадка, мокрая от недавнего дождя, густые заросли дымчатой, голубоватой зелени. От нагретого солнцем асфальта поднимался легкий пар. Денби не сводил глаз с Дианы.
Денби узнал мелодию, это была старая танцевальная музыка, фокстрот времен его юности, и Денби словно окутал туман прошлого. Медленный фокстрот. Диана убавила звук, и музыка стала едва слышна.
— Как это мило, что вы заглянули.
— Можно было и позвонить. Но я шел мимо и подумал: дай-ка зайду.
На самом же деле Денби мучительно хотелось снова увидеться с Майлзом.
— Вы насчет встречи Майлза с Бруно? Я так рада, что Майлз собирается пойти к отцу, а вы?
— И я рад. Хотел вот узнать, подойдет ли субботнее утро. Майлз по субботам не работает?
— Иногда работает, но может освободиться, если нужно.
— Что-нибудь к одиннадцати.
— А знаете, вы совершенно не такой, каким я вас себе представляла.
— Каким же вы меня представляли?
— Таким каким-то… Ну, трудно сказать.
— Что, Майлз не очень-то лестно отзывался обо мне?
— Нет-нет-нет, не то. Я полагала, вы старше и не такой…
— Красивый?
Они рассмеялись.
В убранстве гостиной с мягкими круглыми креслицами, обтянутыми ситцем, смело сочетались яркие тона. Высокий белый камин в стиле «art nouveau»[19] был уставлен блестящими фарфоровыми статуэтками. На стенах в желтую и белую полоску висели вперемежку небольшие картины поздней викторианской поры, силуэты и миниатюры. Продуманная эклектика, стилизация, комната в духе этакого строгого гедонизма, которая могла существовать в XIX веке в
