человеком, «удивительно высокообразованным и рассудительным и в возрасте, когда можно править». Щедрый духом и мужественный в бою, Мустафа завоевал любовь янычар, которые видели в нём достойного преемника своего отца. Мустафа, занимавший должность правителя Сирии, жил в Диарбекире, обожаемый народом и войсками, неизменно покорный воле своего отца и государя.
В канун третьей персидской кампании Сулейман, вступивший в своё шестидесятилетие, впервые не захотел лично возглавить войско и передал верховное командование Рустем-паше.
Роксолана приближалась к зениту своей власти. По её приказу Рустем уведомил пашей, чтобы те почаще извещали Сулеймана о добрых делах Мустафы. Эти хвалебные послания Роксолана показывала султану в те минуты, когда в нём особенно проявлялись опасения, а не вздумает ли его сын поднять знамени мятежа. «Как его все любят! — говорила Роксолана. — Его, право, можно назвать не наместником, но государем; паши повинуются ему, как велениям самого султана. Хорошо, что он не употребляет во зло своего влияния, но если бы на его месте был человек лукавый, честолюбивый, тот мог бы…»
Отправив сына своего Джехангира в Диарбекир, где тот сошёлся и подружился с Мустафой, Роксолана продолжала восторженно восхвалять своему супругу добродетель его наследника Мустафы тем вкрадчивым голосом и в таких выражениях, которые даже в отцовском сердце возбуждают зависть и ревнивые опасения. Роксолана напомнила Сулейману о том, как Селим сместил собственного отца Баязида. Нет-нет, конечно, кроткий и благородный Мустафа на это не способен, но всё-таки…
Вскоре через посланца Рустем-паши стали приходить сообщения, что янычары проявляют беспокойство и требуют, учитывая возраст султана, чтобы их возглавил Мустафа. Мол, Сулейман стал слишком стар, чтобы лично идти походом против врага, и что только великий визирь Рустем-паша противится тому, чтобы Мустафа занял место султана. По словам посланца, Мустафа благосклонно прислушивался к подобным подстрекательским слухам, а потому Рустем-паша умоляет султана ради спасения своего трона немедленно возглавить войско. Это был шанс для Роксоланы. Она продолжала разжигать в сердце супруга ненависть и подозрительность к Мустафе.
Сулейман долго колебался, прежде чем решить судьбу сына. Он попытался получить беспристрастный совет от муфтия, шейх-уль-ислама. Правда, султан говорил ему о некоем рабе, который в отсутствие хозяина начал растаскивать его собственность, замышлять нехорошее против жизни его жены и детей; мало того, задумал убить самого господина. Закончив рассказ, Сулейман спросил: «Какой приговор должен быть вынесен этому рабу?» Муфтий ответил, что «он заслуживал быть замученным до смерти».
В сентябре Сулейман приехал в Эрегли и вызвал Мустафу из Сирии. Друзья умоляли его не подчиняться приказу, но Мустафа не чувствовал за собой вины и с надеждой на отцовскую любовь отправился к Сулейману. Он прибыл без всякой свиты и спокойно вошёл в пышный шатёр султана. Однако не успел Мустафа и слова сказать, слуги Сулеймана опрокинули его на землю и, набросив шнурок на шею, удушили.
Вслед за Мустафой был умерщвлён его малолетний сын. Вскоре умер и друг Мустафы, Джехангир, сын Роксоланы; от горя — говорят романисты, от яда — гласит история. Кровавые эти события совершились летом 1553 года. Теперь путь Баязиду к престолу был открыт.
Труп Мустафы был выставлен у шатра Сулеймана для прощания с ним войска. Чтобы не вызвать брожения в армии, султан лишил Рустем-пашу поста командующего и других званий и отослал обратно в Стамбул. Но уже через два года, после казни его преемника, Ахмед-паши, он вновь был во власти как великий визирь. Разумеется, по настоянию султанши.
Роксолана добилась всего, о чём мечтала. Она обеспечила наследование султаната одним из своих сыновей: Селимом, самым старшим и её любимцем, и Баязидом, средним, несоизмеримо более достойным преемником. Более того, Баязид был фаворитом янычар, напоминая им своего отца Сулеймана.
Теперь ничто не удерживало её на этой земле. В 1558 году Роксоланы не стало. Горько оплакивал её смерть Сулейман. Он не разочаровался в жене ни при её жизни, ни после её смерти. Да и кто осмелился бы запятнать память Роксоланы в глазах её супруга? Она была похоронена в усыпальнице, которую султан построил за огромной мечетью Сулеймании.
После смерти Роксоланы султан замкнулся в себе, стал молчаливым. Даже военные триумфы перестали волновать его.
Сулейман ушёл в мир иной осенью 1566 года. Он скончался в своём шатре, возможно, от апоплексического удара, возможно, от сердечного приступа. На престол взошёл Селим.
Лжедмитрий и Марина Мнишек
…Марине было около шестнадцати, когда в феврале 1604 года в прикарпатский городок Самбор к её отцу, сандомирскому воеводе Ежи (Юрию) Мнишеку, прибыл человек, которому по прихоти истории суждено было на миг вознестись на российский престол. Кем же был этот искатель приключений, вошедший в российскую историю под именем Лжедмитрий?
Григорий, носивший в миру имя Юрия Отрепьева, родился в небольшом городке Галиче. Путь в жизни с детства пришлось пробивать самому. В 11 лет он поступил на службу к боярам Романовым, а затем принял постриг под именем Григория. Сменив несколько провинциальных монастырей, он очутился в кремлёвском Чудовом монастыре. Здесь Отрепьеву удалось довольно быстро выдвинуться благодаря своей образованности и литературным талантам. Но он жаждал опасных приключений, воинских подвигов, страстной любви.
Григорий Отрепьев бежал в Гощу и поступил в протестантскую школу. Там он провёл только одну зиму, а весной вновь отправился на поиски своей судьбы. Вскоре Григорий поступил на службу к князю Адаму Вишневецкому. Решение назваться давно умершим царевичем Дмитрием подсказала ему сама жизнь. К тому же Дмитрий был почти ровесник Григория, умер в девятилетнем возрасте в далёком Угличе, а если бы остался жив, то после смерти царя Фёдора на престол взошёл бы он, а не боярин Борис Годунов.
Притворившись смертельно больным, Григорий признался сначала на исповеди попу, а потом и самому князю Адаму Вишневецкому, что на самом деле он не кто иной, как сын Ивана Грозного Дмитрий, чудесным образом спасённый в далёком детстве от рук наёмных убийц Бориса Годунова.
Весть о появлении царевича Дмитрия быстро разнеслась по западным окраинам Русского государства. Современники отмечали большую физическую силу Григория, бесстрашие, самонадеянность, неуёмное честолюбие, ценимые казаками исключительно высоко. Скоро и в Польше мнимый царевич стал очень популярен.
На одном из пиров Лжедмитрий познакомился с сандомирским воеводой Юрием Мнишеком, любившим жить на широкую ногу, явно не по средствам. Впереди его ждало разорение, и он был готов на любые авантюры, лишь бы поправить своё положение. Хитрый воевода сразу сообразил, что с помощью московского царевича сможет поправить свои дела. Он познакомил его со своей дочерью Мариной и ввёл в дом.
Дмитрий сразу же увлёкся Мариной. Кроме того, у неё было много черт, буквально роднивших её с самозванцем: непомерное честолюбие, мания величия и даже безрассудство. Двойственность образа жизни Марины: с одной стороны, знатность и роскошь, с другой — нужда в деньгах, долги, неопределённое будущее — несомненно, оказала влияние на формирование её характера. Существует несколько романтических рассказов того времени о поединке, который имел будто бы Лжедмитрий с каким-то польским князем за прекрасную Марину.
Поселившись у Юрия Мнишека, Лжедмитрий сделал его дом самым популярным в Польско-Литовском государстве. Вскоре сам король Сигизмунд удостоил новоявленного Дмитрия вниманием и принял в своей резиденции в Кракове. Это ещё больше подняло престиж Мнишеков среди польской знати.
Отзывы современников о Лжедмитрии весьма благосклонны. В Речи Посполитой он освоил местные обычаи, в частности охотно танцевал. Ростом «царевич» был невысок, но хорошо сложён. Хотя он не отличался красотой, ум и уверенность в себе придавали ему особое обаяние.
Марина и Лжедмитрий вскоре были объявлены женихом и невестой. Поддержка Мнишека нужна была самозванцу лишь до вступления на престол; после этого настаивать на свадьбе, торопить Марину и её отца с приездом в Москву его могло заставить, пожалуй, лишь искреннее чувство.
