сложно, интересно и, главное, почетно. Вам нужно, чтобы мы — в горящие избы, коня на скаку, нейролингвистическое программирование, хрен собачий… Ой, если бы ты знал, какие мне Вадик во время танца анекдоты рассказывал для счастливого смеха! Это просто ментальная дефлорация. Почему я должна тебя завоевывать? Ответь мне! Почему не наоборот?
— Потому что я не хрен собачий, как ты выразилась. И меня молотило по полной программе. И я карабкался, кожу сдирал, улыбался подобострастно тем, кто по мозгам не стоит моего мизинца, научился морду лица держать. Самое противное! Знаешь, самое противное — пресмыкаться перед ничтожеством.
— Это гордыня. — Галю речи Тимура отрезвили. — Называть кого-то, главенствующего, ничтожеством — плебейская гордыня, провинциальное честолюбие, сама им страдаю. Тимур, но ведь есть и другая, личная жизнь, — не удержалась Галя от вопросов, которые более всего ее волновали. — У тебя жена на загляденье красавица…
— Звенья одной цепи. Честолюбие коротышки. Схватить, заполучить самую красивую и эффектную. По большому счету — купить, какие бы высокие слова во время сделки не произносились. Жена как деталь интерьера или экстерьера.
— Ты жалуешься?
— Отнюдь. У меня все в ажуре.
— Почему тогда приехал?
— Га — ль-я, — каждую букву ее имени он прокатал в языке, — ты мне очень нравишься. Нет, не точно. Я тебя люблю. Думал, просто нравишься, на вечеринке понял — люблю безумно. Даже сейчас, когда ясность внесена, умом понимаю, что Вадима просто использовали, но убить его, отца двоих детей, все равно подмывает. Я же видел, как он щекотал тебя во время танца, как ты смеялась! Если не хочешь, не готова, не отвечай мне сейчас, подумай. Только помни — я думаю о тебе каждую минуту. Мечтаю, чтобы все у меня с тобой было по-серьезному, семья, дети, штрудели и сыр в листьях…
— Тимур! Я сначала опьянела от дедушкиного портвейна, потом протрезвела, а сейчас снова будто под градусом. Мне и думать нечего. Я давно тебя люблю, и чувство мое как… как, — не могла подобрать Галя слова, — как зараза.
Така и Вака, босые, во фланелевых пижамах с веселеньким рисунком, стояли утром перед диваном, на котором у стеночки спала тетя Галя, а с краю — незнакомый дяденька.
— Эй! — принялись они трясти его за плечи.
Тимур открыл глаза и уставился на маленьких лохматых девочек.
— Ты Дед Мороз? — спросила одна.
— В общем, целом… — плохо соображал Тимур.
— Давай подарки! — потребовала вторая и начала стаскивать с него одеяло.
— Стойте! Подождите! Не тяните! — испуганно закричал Тимур.
Проснулась Галя:
— Така, Вака? Встали? Ну-ка быстро умываться, чистить зубы!
— А подарки? — в один голос капризно возразили близняшки.
— Будут подарки, — заверила Галя. — Но только чистым, умытым, переодетым девочкам. Шагом марш в ванную!
Близняшки подчинились и только вышли из комнаты, Галя и Тимур вскочили, с реактивной скоростью принялись одеваться.
Когда они завтракали, позвонили родители из дома отдыха. Трубку захватила Така и радостно сообщила:
— А нам Дед Мороз подарил красивых кукол!
Вака наклонилась к микрофону и добавила:
— И он голый с тетей Галей спал!
Тихий ангел
Дарья была не первой, у кого разошлись родители. Когда учились в пятом классе, отец Мишки Купцова сделал семье ручкой. Через два года мама Наташи Суворовой влюбилась в хирурга, который удалил ей бородавку, и ушла жить к бородавочнику. Мишка и Наташка очень переживали. У Мишки появился тик, дергался глаз и прозвище Моргало приклеилось. Наташа закурила, яростно и много смолила — назло врачам и всему минздраву, который предупреждает.
Они сидели на бульваре. Наташа, задрав голову, практиковалась в пускании колечек дыма. Мишка чертил прутиком на дорожке. У него эта привычка с детства. Даша помнила, как он рисовал кораблики и танки, а теперь его абстрактные художества сильно смахивали на женский торс.
— Мои предки разбежались, — сказала Даша максимально спокойным голосом. — Развод оформили.
— Добро пожаловать в клуб! — усмехнулся Мишка.
И насупился. Дарья знала: старается сдержать тик.
— Кто? — спросила Наташа. — Фазер или мазер соскочил?
— Фазер. Папочка полюбил другую женщину. А мамочка от благородства чуть не лопается: ты должна понять чувства своего отца! — передразнила Даша. — Гады!
— Подонки! — согласился Мишка.
— Особенно врачи, — подтвердила Наташа.
— Как так можно? — Дарья шмыгнула носом, маскируя предательские слезы. — Как можно любить их безумно и одновременно ненавидеть?
Наташа и Мишка, прошедшие через горнило подобных испытаний, заверили: можно!
И еще сказали: сейчас больнее всего, потом легче станет, но полностью не пройдет никогда. Это как вирус в компьютере, для которого антивирусной программы не придумали и придумать невозможно. И жесткий диск, то есть предков, на свалку не выбросишь.
Наташа и Миша говорили без пафоса, сострадания, просто и жестоко, почти равнодушно, как и говорят подростки о проблемах, над которыми ночами слезы льют.
Родители Даши и папочкина новая жена, носившая сырное имя Виола, были людьми образованными, наслышанными про травму, которую наносит ребенку развод. Поэтому вели себя до тошнотворности оптимистично и деликатно. Неестественно предупреждали любое желание Даши, закрывали глаза на плохие оценки в школе, на Дашкины капризы. Их заискивание как нельзя лучше демонстрировало — в ее жизни случилась трагедия. Почти такая же страшная, как смерть ее старшего братика с условным именем Костя.
Братик родился за пять лет до Даши и прожил две недели, зарегистрировать его, получить свидетельство о рождении не успели. Умер ночью по причине СВСМ — синдрома внезапной смерти младенца. Это когда младенец засыпает вечером и больше не просыпается. Никто в мире не может раскрыть тайну СВСМ, хотя дети гибнут и гибнут.
О том, что у нее был братик, Даша узнала, когда ей было десять лет, и это произвело на нее громадное впечатление. Ее мучили кошмары ночью и дикие фантазии днем. Казалось, что этот Костя незримо присутствует в ее жизни, наблюдает, критикует, комментирует, упрекает за каждую мелкую провинность или ошибку и постоянно напоминает: ты-то жива, а я умер, где справедливость? Он представлялся вредным детиной, вроде старшеклассников, которые врывались в раздевалку перед физкультурой, норовили мимоходом ущипнуть ниже спины или тискались в гардеробе. Сильные, здоровые и все как на подбор агрессоры.
Дарья приставала с расспросами к родителям: какой он был, мой братик? Но у мамы и папы по прошествии лет боль утраты притупилась, они редко вспоминали первенца, от которого даже фото не
