головокружительным видом окрестностей.
На сухом разлапистом стволе как в седле сидел модой эльф. Приглядевшись Сваниэль узнал художника, которого привез глава клана Эйригрен Льютериэль. Улькатиэль явно был талантлив, уже имел свой стиль, и Льютер притащил его похвастаться перед всеми, как диковинной зверюшкой, как им самим хвастался Рангив. Музыкант ответил на приветственный жест и подошел, к соплеменнику. Юноша упорно делал эскиз за эскизом с местными видами.
— Улли, зачем так много? Сидишь не разгибаясь, отдохни.
— Высокородная публика портреты на фоне поместья ринулась заказывать, а позировать никто не хочет. Надо запечатлеть местные красоты.
— Ты не переживай, они все закажут один и тот же вариант, себя любимых в мраморной ротонде. Так что, срисуй ее и пошли покурим.
— Я не курю.
— Молодец, проживешь лет на пятьдесят больше, пока в конец не надоест, и сиганешь с одной из этих скал. Если до этого не сойдешь с ума от скуки….
— Свани, неужели тебе так скучно?
— Если бы ты только мог представить, мой юный друг, если бы только мог.
Музыкант уже пересмотрел почти все его рисунки, и на одном, где было изображено одинокое дерево на скалистом склоне, заметил чью-то фигуру.
— А кто это тебе на камнях позировал, я его что-то не узнаю? Да это не …. Это же человек! Только какой-то не такой? Улли, кто это такой?
— Это из Каравача, есть там один. Он тоже рисует. А еще он мастер сновидений, рисует не только картины, но и сны.
— Улли, что я слышу? Ты вздыхаешь о каком-то пятипалом! У тебя с ним что-то было?
— Совсем не то, что ты думаешь!
— Мой юный друг, ты уже знаешь, что я думаю? Не так часто встречается эльф, который грезит человеческим юношей. Хотя на рисунке он вроде ничего, даже что-то эльфийское в нем есть. Хотя люди всегда перенимали наши привычки.
— Нет! Все было не так.
— А как? Ну, расскажи, мне правда интересно. Вдруг он действительно особенный.
— Да, он необыкновенный.
— Что же в нем такого необыкновенного?
— Он Белый принц. Да, не смотри на меня, я не выдумываю, это действительно он.
— Улли, ведь это же сказка, как про дерево Дедеагач[2]. Сколько не ищут, найти не могут. Все ждут чуда, а чудеса больше не случаются. А ты со своими фантазиями еще не то напридумываешь.
Вдруг словно тишину нарушили серебряные трубы, сверху донеслись нежные, отрывистые и переливные звуки, это перекликались птицы, предупреждая о грядущей зиме и тяжелых невзгодах. Раздался шум крыльев, на скалистый уступ садился клин агулов.
— Невероятно! — воскликнул Улли, — Разве такие бывают, снежно белые?
И кинулся зарисовывать танцующих птиц среди танцующих деревьев.
— Это стерхи, мне еще мой учитель Гринвардиэль рассказывал про них. Это птицы самого Стерга, бога свободного ветра, песен и фатазий. Это у него мы должны просить ниспослать нам вдохновение.
— А ты говорил, что чудес уже не бывает.
Музыкант заворожено наблюдал за движениями священных птиц, даже потерял счет времени….
Вожак стерхов издал призывный клич, и клин собрался в свое путешествие по небесной дороге. Снова шум крыльев над головами и птицы растворились в воздухе, стихла их тревожащая песня. Беззвучно слетали осенние листья, и как лист с неба спустилось на гриф инструмента серебристое перо. Музыкант настроил струны и спел, спел во след улетевшему клину, спел не по заказу, не для услаждения высоких особ, а потому что песня рвалась на свободу:
Глава 1
Шумит бескрайняя степь… Ревут варги, кричат орки, звенит упряжь, скрипят повозки, скворчат над кострами мясные туши, да варится в огромных котлах мясо. Кругом пыль и мелькание ярких шатров и одежд. Такого столпотворения нет даже на знаменитой Каравачской ярмарке, да и не были орки, что собрались на общий совет родов, на ярмарке. Скоро, впервые за последние двести лет, должен собрался Большой Совет — кылгын. Много, много лет шаманы вопрошали у Танис разрешение собраться на Большой Совет, чтобы выбрать улу-кагына, но ответом была тишина, а в этом году Темноокая богиня дала, наконец, свое соизволение. Вот и собрались орки со всей степи и шумят, пытаясь выбрать Большого военного вождя, и ждут назначенной ночи — ночи темного светила — ночи Таниса.
Нет места на Лари для двух народов: для орков и эльфов, кто-то из них должен уйти, и это НЕ орки. Пришло время для Великикого Похода на длинноухих родственничков, пришло время убрать эту ушастую поросль с Лари. Скоро, если будет такова воля Темноликой, будет избран Большой военный вождь улу- кагын и поведет соплеменников в Великий Поход.
Радуются орки, будет большой поход — значит, будут варги и шатры для выкупа невесты и не угаснет Род. Да, многие погибнут, но остальным достанется больше добычи и калым будет больше. Выбирать лучших будут, конечно, полногрудые и веселые орчихи, но что лучше всего может растопить сердце девушки, как не богатое подношение? А где его взять, если не в походе?
Вот и сидит верховный шаман на многослойном войлочном ковре и смотрит внимательным взглядом на посланного богиней враана[3]. А враан ухватился крепкими когтями за плечо полногрудой и крутобедрой статуи и тоже смотрит на шамана то одним, то другим круглым птичьим глазом. Стар верховный шаман, очень стар… Он уже и не помнит, сколько он видел восходов темной луны, но не помнит он, чтобы рассказывал ему его учитель, предыдущий Верховный шаман, что посланец Великой богини может быть так молод. «Вон у клюва еще желтое виднеется и кожа на лапах тоже еще желтая, а не цвета старой кости. Но сколько я его не проверял, все приметы показывают, что это посланец. И прилетел на зов и с прошлого камлания сидит на статуе ждет. Только поесть слетает, а потом
