невинным страдальцам. Эх, был бы у них заступник...
Наконец в город явился сенешаль ок-Дрейса - вершить суд и расправу от имени господина. Самому рыцарю, вероятно, казалось недосуг заниматься местными делами, к тому же, согласно донесению, преступники полностью изобличены и сознались в содеянном. Если бы имелись сомнения, тогда, видимо, господин соизволил пожаловать в Вейвер лично, чтобы установить истину, ну а раз все ясно - тогда зачем же отрываться от благородных забот?
Зимняя охота, пиры с соседями, быть может - набеги. Зима идет к концу, нужно воспользоваться последними деньками, отпущенными Матерью Гунгиллой, а то ведь и распутица скоро. А там - кто знает, как обернется дело?
Из Энгры, столицы королевства, приходили разные слухи. Граф Ирс, окопавшийся при дворе, мутит воду и призывает разорвать вассальную присягу Метриену, поскольку король находится в заточении и, стало быть, не способен исполнять монаршие обязанности. В таком случае позволительно отступить от буквы закона. Если рыцарство Сантлака примет совет опального графа - быть войне! А прежде того - быть Большому турниру в Энгре! Словом, его милость сэр ок-Дрейс сам не явился, прислал сенешаля. Белобрысый парень, старший стражник, до тех пор ходивший, задрав нос, разом утратил заносчивость и в присутствии господина сенешаля стал скромен и почтителен. Сопроводил начальство в тюрьму, продемонстрировал заключенных. Те, разумеется, просили нового расследования и клялись, что их признание вырвано силой. Однако, благодаря стараниям жен и посредничеству Гедора, выглядели они сытыми и отнюдь не изможденными. Синяки и ссадины зажили - времени-то минуло достаточно.
Словом, господин сенешаль не поверил ни единому слову изобличенных убийц, похлопал белобрысого по крепкому плечу и отправился обедать, бросив напоследок, что вынесет приговор завтра. Будет суд, торжественное действо. Не наспех виновных приговорят, не на ходу, а как положено, с соблюдением закона. Закон - прежде всего!
Только теперь до горожан дошло, что справедливого суда ждать не следует. Абсурдность ситуации была до того очевидной, что прежде сомнений не возникало - сенешаль не сможет утвердить приговор всем обвиняемым! Либо ткач виновен, либо троица из 'Золотой бочки'! А еще вернее - невиновны все четверо. О этом городские старшины и пытались поговорить, объяснить... Но сенешаль заявил, что устал с дороги, да и замерз. Теперь время обеденное, а суд - завтра. Завтра кто хочет, пусть на суде говорит. Всем желающим слово дадут.
Гедор, спустившись со своими к обеду, снова застал хозяйку в слезах. Выслушав сбивчивый, перемежаемый всхлипываниями рассказ, заявил:
- А ведь можно попробовать твоему горю помочь, можно.
Хозяйка удивилась и воззрилась на постояльца с надеждой.
- Как же, мастер Гедор? Что требуется сделать? Только скажите, как?
- Да все так же... но сенешаль возьмет дороже, это не стражник, не пацан сопливый.
Деньги у хозяйки имелись, муж во время свидания улучил минутку и шепнул, где прячет сбережения. Жалко, Гилфинг свидетель, до смерти жалко отдавать скопленное за всю жизнь - но ведь за жизнь и платить придется. Ведь, того и гляди, на виселицу отправят ни за что...
Разумеется, трапезная постоялого двора - не то место, где можно переговорить тайно. Беседу Гедора с хозяйкой слышали, и, конечно, отыскались добрые люди, известившие жену ткача и родню арестованных работников. У этих денег не было, так что они кинулись к главам цехов. Тем не хотелось бы, но деться некуда - доведенные до отчаяния родственники обреченных вымолили у старшин обещание заплатить.
Вечером к Гедору подступила целая толпа с мольбами устроить дело. Тот внимательно выслушал всех, расспросил, кто сколько готов внести - и согласился.
- Обещать не могу, добрые люди, - спокойно ответил, - но помочь попытаюсь. Только вот что... Дело-то ясное, да сенешаль своего человека слушать станет, а не меня. Разжалобить или убедить разумными доводами его невозможно. Так что... сами понимаете. Готовы мне доверять? Вопрос-то щекотливый, вы же не сможете пойти к господину сенешалю и спросить, все ли я ему отдал, не прилипло ли чего у меня к рукам... Я в родном городе людям часто помогал, но они меня сызмальства знали, верили, что гроша чужого не возьму.
Гедор развел руками. Его торжественно заверили, что доверяют всецело, как отцу родному и слезно просят выручить. Напутствуемый благословениями, Мясник отправился к сенешалю.
***
Сенешаль - важная шишка, остановился он не в 'Золотой бочке', а в собственном доме господина ок- Дрейса. Здание торжественно именовалось 'отелем', а на деле представляло собой обычный дом, двухэтажный, небольшой даже по местным меркам. Для важного гостя приготовили первый этаж, растопили печь, накрыли стол на двоих. Кроме белобрысого, никто не удостоился чести делить трапезу с начальством.
Обед, длившийся часа два, как раз подходил к концу, когда явился Гедор. Поздоровался с поклоном. Вежливо, но с достоинством, попросил разрешения побеседовать с его милостью.
- Кто таков? - осведомился сенешаль.
- Я купец. Имя мое Гедор, собираюсь завести дело в этом спасаемом Гилфингом городе. Хотел бы с вашей милостью обсудить...
Сенешаль оглядел добротную одежду просителя и, вероятно, остался удовлетворен.
- Здесь все принадлежит господину ок-Дрейсу, мастер. А я за порядком приглядываю.
Гедор снова поклонился.
- Потому и прошу о беседе. Без совета и напутствия вашей милости ничего делать не решусь... Позвольте переговорить.
Намек был ясен, раз гость не начинает беседы, а просит позволения, значит, желает, чтобы сенешаль отправил белобрысого. Тот был бы не прочь присутствовать при разговоре, а еще более хотел бы, чтоб разговора не было, однако воспротивиться не мог. Как-никак взятки ему передавали через Гедора, и приезжий вполне мог выдать это неприятное для солдата обстоятельство. Сенешаль указал гостю стул и кивнул сотрапезнику, тот со вздохами поплелся из комнаты.
Гедор присел, склонился к господину и заговорил вполголоса. Опасался, что ушлый стражник станет подслушивать.
- По правде сказать, ваша милость, меня местные просили об этой беседе. А причина - что вам завтра судить невиновных. Прошу дослушать, ваша милость, и дело к вашей выгоде обернется. Прогнать вы меня успеете и после того, как выскажусь.
Сенешаль, начавший было сердито надувать щеки, при упоминании выгоды расслабился, откинулся на спинку стула и налил себе вина.
- Говори!
- Не мое дело, что вашей милости давешний парнишка наговорил, а только никаких доказательств у него нет. Признания силой выбил из арестованных. Ну сами посудите, ваша милость - невозможно, чтобы и трактирщик, и ткач были виновны. Они же перессорились накануне! Свидетелей тому немало, и не только местные. Не могли, стало быть, все на злое дело пойти совместно, ежели разругались.
Сенешаль покрутил ус. Он и сам понимал, что дело нечисто, но ждал, когда разговор перейдет к его выгоде.
- Так вот, - гнул свое Гедор, - и выходит, что напрасно арестовали людей. Народишко здешний труслив, странно, чтобы из-за пустячной ссоры руку на слугу его милости ок-Дрейса подняли! А еще вопрос - как убийца в дом проник? Не сам ли убиенный ему отпер? А если так, то снова странно, с чего бы ночью к себе чужого пускать? Да мало того, убиенный сопротивлялся, говорят. Да иначе и быть не могло! Он мужчина бывалый, опытный, силушкой, говорят, Гилфинг его не обидел. Бодрый мужчина.
- Ну, ежели трое на него напали... - вставил сенешаль. - Выходит, кабатчик виновен?
- Да разве трое мужланов воина одолеют? - Гедор даже улыбку состроил, чтобы показать, как он верит в доблесть слуг господина ок-Дрейса. - Ну, пусть бы и так. А шум? Я глядел: покойный в одном доме жил со стражниками. Неужто они шума не слыхали? Когда трое одного убивают, как же без шума? Можно еще стражников расспросить, порядок ли был в комнате, где убийство случилось? Или следы побоища?
