пригласили в дом на Флотской улице, лет семь назад купленный специально для собраний. Почетным иностранным гостям принято давать место за большим столом, предназначенным, кроме них, только для президента и двух секретарей. Прочие разместились вдоль стен. В Обществе гораздо больше лиц, интересующихся наукой по душевной склонности, нежели по роду занятий, поэтому заседания ведутся на английском языке. Разумеется, мне позволено было пользоваться латынью - но прежде обсуждались какие-то иные дела. Не прислушиваясь по незнанию здешней речи, я предпочитал разглядывать окружающих.
Собственно, меня интересовал один президент.
Для столь почтенного возраста (ему шел семьдесят седьмой год) он выглядел прекрасно. Очень светлая кожа, гладкая, как бывает у людей, обладающих чистой совестью и отличным пищеварением. Чуть полноватое лицо. Длинный нос, свидетельствующий, по народной примете, о большом любопытстве. Чисто выбритый и по-английски тяжеловатый подбородок. Белоснежная прядь волос, выглянувшая на виске из- под старомодно длинного парика. И главное - глаза. Ни тени старческой усталости во взоре. Спокойное внимание, исполненное достоинства и скрытой силы. Он управлял собранием с привычным искусством, удивительно деликатно, но вспоминались слова герцога де Ларошфуко: 'похвалы за доброту достоин лишь человек, у которого хватает твердости характера иной раз быть злым; в противном случае доброта говорит лишь о бездеятельности или о недостатке воли'.
Сэр Исаак Ньютон умел быть тверже алмаза. Мне рассказывали, как он вешал фальшивомонетчиков во время 'Большой перечеканки', двадцать лет назад. То есть вешал, разумеется, палач - а тихий кембриджский профессор, только что назначенный смотрителем Монетного двора, ловил преступников и поддерживал обвинения в суде. Что его много раз грозились убить - это мелочи. Мошенники действовали сплоченной шайкой, располагали громадными средствами и пользовались покровительством весьма высоких персон. Они перешли в контратаку: обвинили смотрителя в злоупотреблениях и некомпетентности, и даже в том, что монета подделывается с его ведома. Негодяи добились парламентских слушаний по этому делу. Не на того напали! Ньютон окружил их множеством шпионов, докладывающих о каждом шаге неприятеля, а уж выстраивать факты в систему доказательств ему не было равных. Главный противник ученого - Вильям Шалонер, человек по-своему незаурядный, наконец доигрался: гуманный английский суд приговорил 'повесить его так, чтобы он замучился до полусмерти, снять с петли, пока он ещё не умер, оскопить, вспороть живот, вырвать и сжечь внутренности. Затем четвертовать его и прибить по одной четверти тела над четырьмя воротами Сити, а голову выставить на лондонском Мосту'. Но другие не унимались. В анонимном памфлете того времени поминался 'кровавый палач, придумавший закон тяготения, чтобы вешать невинных людей...'
- ...Ваше Сиятельство!
- А?
- Пожалуйста, сэр. - Секретарь вернул меня к действительности. Мой выход.
Слуги вынесли небольшой столик, наподобие ломберного, и заранее приготовленную громоздкую подставку для маятника, с туго натянутыми мерными нитями. После краткого вступительного слова я достал из кармана железный шарик на тонком шелковом шнурке, привязал и пустил качаться, отсчитывая, через сколько циклов размах колебаний уменьшится на один дюйм.
Очень ньютонианский опыт. Именно посредством маятника Ньютон (тогда еще не сэр) определял сопротивление воздуха, воды, спирта и даже ртути. Сославшись на 'Начала', я предположил возможность измерить аналогичным способом плотность магнитного флюида, который многие ученые уподобляют жидкости.
И впрямь, над магнитом движение затухало втрое быстрее.
- Фундаментальная трудность, уважаемые джентльмены, только в том, что магнитная сила быстро убывает при удалении от полюса магнита, тогда как любая жидкость, в пределах точности измерений, однородна. Впрочем, можно предложить методы измерения и расчета, позволяющие обойти это обстоятельство: общими принципами такого подхода мы обязаны главе сего достопочтенного Общества...
Живой интерес в глазах сэра Исаака, старческий румянец, разгорающийся на щеках... Ему определенно понравилось! Правильная интерпретация опытов немало значит: позже я узнал, что секретарь, обязанный обозревать научные журналы, видел мое сообщение в Journal des savants, но, едва глянув на прибавленный издателем комментарий - отмел, как картезианский вздор. Войны научных школ бывают иной раз не менее ожесточенными и затяжными, чем между государствами.
Сегодня мой день. Если поставить на этом точку - результат уже можно считать блестящим. Но мне нужно больше. Пора начинать решающую атаку!
- Есть два рода опытов. Одни подтверждают, опровергают либо уточняют существующие предположения, лежат на грани между известным и неизвестным, помогая все дальше оную отодвигать. Другие самый изощренный ум объяснить не в силах, ибо они представляют неожиданный скачок в область неведомого. Не будет ли кто любезен одолжить мне гинею? Разумеется, у меня есть свои, но хотелось бы полностью устранить любые сомнения относительно состава металла...
Кто в Англии главный по деньгам? Все взгляды обращаются к Ньютону, он улыбается (редчайший случай, впору записывать в анналы!) и достает из-под мантии кошелек. С поклоном приняв тяжелый кругляш, заменяю им железку.
Слышно, как бьется о стекло разбуженная весенним теплом муха. Золото бросает соблазнительные блики, пересекая проникший через высокое окно солнечный луч.
Теперь с магнитом.
- Считаем, джентльмены.
Можно не предупреждать: зрачки почтенных господ качаются за монетой вправо-влево, как у детской игрушки. Шнурок маятника в створе с нитями: готово!
В полной тишине почтительно возвращаю президенту его гинею. Развожу руками:
- Кроме банального суждения о различии статических и динамических свойств магнитного флюида, мне нечего сказать. Опыт настолько прост, что каждый может его повторить у себя дома, с любым металлом: насколько мне известно, к перемене металла эффект мало чувствителен. Неметаллические субстанции подобным свойством не обладают.
Кто может похвастаться, что поставил в тупик столько первоклассных умов разом? Я досыта накормил беса тщеславия, с раннего детства терзавшего мою душу, но внятных гипотез в обсуждении не услышал: одни комплименты. Некоторые - с оттенком зависти: открыть это явление мог бы любой из присутствующих. Удивительно, что раньше на него никто не наткнулся! Доброе слово самого Ньютона увенчало успех. Дороже любого ордена, ей-Богу!
Закрыв собрание, сэр Исаак сразу покинул дом на Флит-стрит: все же возраст не позволял ему оставаться бодрым и деятельным целый день. Шестидесятилетний толстячок Ханс Слоун, лейб-медик короля Георга и знаменитый ботаник, передал от имени совета Общества предложение вступить в ученое братство, которое я с удовольствием принял, немного поломавшись:
- Вы оказываете мне слишком высокую честь, приглашая простого воина войти в круг избранных мудрецов, освященный присутствием мужа столь безмерной учености, как князь Александр Меншиков...
Слоун стал пресерьезно доказывать, что такая скромность превосходит разумные границы. Все-таки англичане толстокожи, и слишком тонкие стрелы, как ни напитывай ядом иронии, не пробивают их буйволиные шкуры. Оставив наиболее любознательных джентльменов изучать действие магнита на движение маятников, составленных из содержимого их кошельков, мы с Дезагюйе и еще несколькими учеными отправились отмечать мой триумф в лондонскую кофейню.
Жан Теофил обладал редкостными для лондонца достоинствами: во-первых, он был француз, хотя жил в Англии с раннего детства. Кроме того, чтение публичных лекций (обязанность, возложенная Королевским Обществом) приучило его говорить просто и понятно о самых заумных материях: иначе можно остаться без слушателей - и без заработка. Он умел выстроить хороший, зрелищный опыт и вообще неплохо работал руками. Участие в изготовлении и наладке паровых насосов обеспечивало ему дополнительный доход, важный для человека, наследственное достояние которого испепелил гнев 'короля-солнца'. Пожалуй, без внесенных им усовершенствований эти машины не имели бы коммерческого успеха.
