— Я сегодня записала такую песню!
— Я тебя поздравляю… — безразлично пробубнил Жека.
— Послезавтра я уезжаю на гастроли…
Я чуть не ляпнула, с кем. Вспомнила вовремя, как Чика поливал на Распутина, да и некоторые его статьи, о которых потом долго шумели.
— С кем?
— С одной отпадной командой.
— Так мы же встречаемся с Чикой.
— Я уезжаю вечером.
— Очень хорошо, я утром тебе позвоню и мы условимся.
— Спокойной ночи, Жека.
— И тебе советую поспать сегодня, — сказал он с фальшивой ноткой в голосе.
Козел несчастный. Не может не уколоть. Ладно, мы еще с тобой поговорим. Впрочем, я подумала о нем без злобы, как-то машинально. Ясно, что мелкий щипала, но свое дело делает, и на этом спасибо, а улучшится момент — будет послан очень далеко!
Я приняла душ, выпила горячего молока с шоколадом и будто провалилась в бездну. Назавтра я была как заведенная. Сделала массаж и прическу, после обеда побывала у Влада, который торжественно вручил мне, как он сам выразился, «высококачественную фанеру», все пять песен, почти целое отделение концерта. Еще он; взглянув на меня внимательно, сказал:
— Держи себя независимо, но и не наглей. Леха этого не любит, ну и, конечно, выполняй всякую команду, что касается концерта. Никаких возражений. Тут он полный хозяин.
Видно, до Влада дошло, что, гастролируя с несколькими группами, я посылала их руководителей очень далеко, ничего из себя не представляют, самоделки самоделками, а туда же — дают советы, учат, как держать себя на сцене, как обращаться к зрителю. Тут — Влад прав — совсем другой вариант. Я поблагодарила его за советы и спросила:
— Как он вчера записался?
— Распутин? Представь себе, отлично, становится настоящим профессионалом. Да и нервишки подокрепли…
Представь себе, я и ему написал его лучшую на сегодняшний день песню. Сама услышишь.
Я собралась уходить, посоветовала Владу, чтобы он ехал отдыхать, вид у него ужасный, бабки бабками, но нельзя так много работать, еще никому они не понадобились на том свете. Ну и, конечно, я не выдержала, сказала Владу, чтобы завтра он купил молодежку.
— Я ее выписываю, — сказал Влад, — и даже, представь, иногда читаю.
— Читай особенно внимательно, — сказала я, — там ты прочтешь обо мне.
— Я не сомневался, что ты пробьешься, вспомни, с самого начала… А о себе я найду парочку слов?
— Читай и готовь новую песню, — сказала я.
Дома я принялась готовить свой гардероб. Майка и джинсы, как сказал Распутин? Ладно, майка от Диора. А джинсы? Пожалуй, вот эти подойдут. В «совке» Такого фасона еще не видели. Туфли? Последний подарок Мишеля. Еще несколько платьев, костюмов, так сказать, не для сцены, пускай мальчики-сироты офигеют. Мой вариант — далеко не бурда-моден с ее фасончиками для домохозяек, у меня все классом повыше, такое могут себе позволить верхние дамочки и там, где, казалось бы, все доступно. Из украшений ничего дорогого, никаких бриликов. Гостиницы, переезды. А мне все это не очень легко достается. К вечеру я была уже в разобранном состоянии, как следует выспалась и позвонила Мишелю, он сказал, чтобы я через полчаса была готова, поедем куда-нибудь поужинаем, а потом вернемся ко мне. Что ж, программа обычная, я к ней настолько привыкла, что она начала мне приедаться.
Когда я села в «Вольво» и чмокнула Мишеля в щеку, он вдруг начал говорить о том, что в последнее время его отношения с женой совсем расстроились, он понимает, что она за время его частых отъездов, длительного отсутствия не может быть одна, она очень видная и страстная женщина, все закономерно, но, вероятно, ее отношения с кем-то из любовников — он, во вся-ком случае, так полагает — зашли слишком далеко, она не может, или просто не хочет из них выбираться. Поэтому — он в этом почти уверен — она холодным тоном разговаривает. с ним; перестала спрашивать, почему он редко звонит.
Я пока еще не понимала, куда он клонит и не задавала никаких вопросов. Честно говоря, его личная жизнь меня никогда не интересовала, а в этот момент мне было целиком безразлично, какие там отношения складываются у него с женой. Голова была забита другим — хотя бы не слетела завтра статья из номера, хотя бы ничего не случилось. Я суну газетку этому пижону (не скрою, у него для этого много оснований) Распутину, пускай поймет, что подобрал не случайную, бесфамильную певичку, которых немало толчется в студии в ожидании мелких заработков. Кстати, сорок концертов — это четыре тысячи, неплохо за десять дней, мне надоело лазить в свой небольшой тайничок с валютой, мне не хочется, чтобы он пустел, иначе какой же смысл во всем, а с Распутиным можно прилично заработать и наших, деревянных, так сказать, на быстротекущее существование. Но Мишель не давал мне отвлечься от проблем — своих взаимоотношений с женой, он и в ресторане (мы заехали в «Берлин») продолжал размышлять вслух на эту тему, чем, признаться, начинал раздражать меня. Но вдруг его разговор приобрел совсем неожиданный для меня оттенок.
— Представь, что моя брюссельская красотка пошлет меня ко всем чертям, и я вдруг заговорю с тобой на одну очень тонкую, дёликатную тему дальнейшего продолжения наших отношений.
— Я с удовольствием продолжу ее, — сказала я и отбросила все другие мысли прочь.
Жаль, он был за рулем и ничего не пил, а сейчас тот самый момент, когда его языку неплохо бы побольше развязаться.
— Ты знаешь, мне здесь надоело, есть не хочется, пить в одиночку тоже. Поехали ко мне.
Он расплатился, и мы оказались в машине. Я делала вид, что меня совершенно не задели его слова, я говорила ему, что сейчас у меня он и послушает новую песню, ту самую, о которой я рассказала ему по телефону. Мишель улыбнулся мне одними глазами, он казался мне расстроенным из-за того, что я не поддержала очень важную для него тему, но ничего, мой милый, так будет лучше, я не хочу казаться назойливой, потом ты все как следует проанализируешь, и я покажусь тебе мелкой особой, с которой ни в коем случае нельзя планировать ничего серьезного. Не будем спешить, послушаем, что ты запоешь дальше, когда я выставлю на стол твой любимый армянский коньяк.
Оказавшись у меня, он сразу же сказал, что очень давно не был здесь, хотя и прошло всего несколько дней, но ему кажется, что миновала целая вечность. Он помогал мне накрывать на стол, был задумчив и по-прежнему слегка мрачен.
Я включила запись, он пил коньяк и внимательно слушал.
— У тебя в самом деле все будет хорошо, — сказал он. — Это очень хорошая песня, я кое-что начал понимать в вашей эстраде. Мне нравится, но я хочу, чтобы и у нас с тобой все тоже было хорошо.
Я подлила ему коньяку, но он отодвинул рюмку.
— Я понимаю, как у нас все начиналось, вполне отдаю себе отчет, я нисколько не могу тебя осуждать. Жить здесь… Бог мой, любой бы самый благочестивый пошел бы на все, чтобы немного вырваться из всего вашего ужаса. Да поставь мою жену в такие условия, она первой бы оказалась на панели, — он приблизился ко мне:- Извини, я что-то не о том. Если у меня дома все нарушится, а я уверен в этом, все почти уже произошло, я буду иметь серьезный разговор с тобой о нашем будущем…
Комната вдруг закачалась, как палуба прогулочного кораблика, когда мы плавали с ним у «Жемчужины» по Черному морю, с гор вырвались темные потоки облаков, море вспенилось, как бешеное, люди побледнели, а мне. было ужасно весело. Нет, многовато сразу для нескольких дней. Так можно с ума сойти..
Утром, еще не было семи, я подхватилась и бросилась — к газетному киоску, возле него стояла толпа, и каждый брал эту газету, или мне так казалось. В голове была полная сумятица от вчерашних разговоров с Мишелем, он никогда на эту тему даже не заводил разговоров, я от него такого и ждать не могла — и на тебе, вдруг… Я не знала, как к этому относиться, давно уже приучала себя не верить в воздушные замки. Получится так получится, можно будет курсировать между Москвой и Брюсселем, таких в Москве уже немало, они живут как бы в двух странах, успевают сыграть здесь спектакли и отужинать в Париже. А пока
