опять не поверила, опять всё наперекор ему сделала… А что теперь делать? Я даже пожаловаться никому не могу!
— А на что пожаловаться? Если хочешь уйти — уходи, пока не поздно. Думаю, Рома тебя поймёт.
— И не осудит, да? — горько усмехнулась Таня. — Но я не хочу уходить! В этом-то и проблема. У меня такое чувство, словно мои сны стали явью, что мне только снится, что я опять рядом с ним, что вижу, слышу… А у него своя жизнь, я ему не нужна. Точнее, нужна, временно, пока его няня снова не начнёт работать. А я не знаю, что с этим делать. Я чувствую, что Ромке неприятно меня видеть, после всего… Он хоть и говорит, что это не так, но я же чувствую!
— По-моему ты запуталась, — сказала Тамара Михайловна. — Тебе надо разобраться в себе. Иначе ты наделаешь ещё больше ошибок. А если, как ты говоришь, Рома не хочет с тобой общаться…
— Я не знаю, мам. Хочет или не хочет… Но уйти я не могу. И дело не во мне и не в нём. Есть ребёнок, которому я нужна. У этого мальчика больше никого нет, понимаешь? Только его отец, которому постоянно некогда, и я.
— Ты привязалась к ребёнку, да?
Тая отвернулась, чтобы мама не видела её слёз.
— А как может быть иначе? Он же… такое сокровище. Он самый замечательный, самый лучший мальчишка! Ты даже представить не можешь!..
— И на папу похож, — кивнула мама, а Татьяна не нашлась, что на это ответить. — Очень похож.
Она опять села рядом с матерью и прижалась к ней.
— Мам, что мне делать?
Тамара Михайловна помолчала, а потом спросила:
— Ты поговорить с ним пробовала? С Романом, то есть? Вам надо объясниться, поговорить о том, что было… Между вами столько недосказанного. Может, после этого станет легче, и ты поймёшь, что делать дальше.
Таня рассеянно покачала головой, а в следующий момент поспешно выпрямилась и смахнула слёзы, когда дверь приоткрылась, и в комнату осторожно заглянул Артём.
Татьяна похлопала себя по щекам и улыбнулась ребёнку, надеясь, что он не заметит её состояния.
— Любопытный! Иди сюда.
Тёмка вошёл, аккуратно закрыл за собой дверь, и подошёл к дивану. Тамара Михайловна улыбнулась ему, а Татьяна притянула мальчика к себе. Поцеловала в щёку и крепко обняла.
— Хороший мой… Я тебя так люблю.
Артём отстранился и заинтересованно посмотрел на неё.
— Правда, любишь?
Она кивнула, а Артём просительно затянул:
— Тогда давай поговорим с папой насчёт собаки? Я у него уже давно прошу!
Таня в первый момент растерялась, посмотрела на мать, а потом рассмеялась.
— Вот хитрюга.
7
Музыку, доносящуюся из своей квартиры, Роман услышал ещё в подъезде. На секунду притормозил у собственной двери с ключами в руке, прислушиваясь. А уж как дверь открыл, у него даже уши заложило.
Баринов нахмурился. Вошёл в квартиру и, не раздеваясь, прошёл на кухню. Когда подошёл совсем близко, понял, что слышит не только голос певицы, которая с чувством исполняет песню из любимого мультфильма сына, но и Таня с Артёмом поют в полный голос. Татьяна пела уверенно, и голос был у неё достаточно сильный и приятный, и она вполне успевала за бешеным ритмом песни. У Артёма всё получалось не столь ладно. Он стоял на стуле и неотрывно смотрел на листок бумаги, который держал в руке. Роман так понял, что это шпаргалка, на котором написаны слова. Но, несмотря на это, от удовольствия даже подпрыгивал и с радостью подпевал, а точнее, выкрикивал слова, стараясь перекричать звонкий голос Дженнифер Сандерс.
Но поразило Романа совсем не то, что они распевали на кухне и ничего больше не замечали. Поразило его, что его сын пел на английском языке. Постоянно запинаясь, коверкая некоторые слова, но он пел, изо всех подражая правильному произношению.
Роман остановился на пороге кухни, понаблюдал за ними, а затем усмехнулся. Его не замечали, настолько увлеклись, что даже его приход (всегда долгожданный для сына!) остался незамеченным. Таня стояла у плиты, повернувшись к нему спиной, пританцовывала и пела. Артём уткнулся в текст и очень старался не сбиться и допеть всё правильно.
В кульминационный момент песни, Татьяна обернулась и взмахнула ложкой на манер дирижёрской палочки, а на лице такое счастливое выражение лица, что Баринов поневоле засмотрелся. Но вот Таня замерла, увидев его, и рука с ложкой медленно опустилась. Её вмиг потускневший взгляд неприятно кольнул, Роман незаметно вздохнул, но тут его заметил Артем, и анализировать свои чувства стало некогда.
— Папа! — радостно выкрикнул Тёмка, запросто перекричав громкую музыку. Соскочил со стула и кинулся к нему.
Роман легко подхватил его и вздохнул с облегчением и даже головой слегка потряс, когда Таня выключила магнитофон. Теперь уже тишина показалась оглушающей.
— Папа, ты слышал, как мы пели? Здорово, да?
Роман кивнул и снова на Таню взглянул.
— Вас на улице слышно было, — нарочно насмешливо сказал он. Перехватил сына другой рукой, а потом аккуратно поставил его на ноги.
Артём этому заявлению очень обрадовался.
— Правда? Слышно? Ух ты!
— А ты больше не хочешь быть гонщиком? — усмехнулся Баринов и погладил сына по голове. — Будешь певцом? Вторым Миком Джаггером?
— Мы учили английский, — вдруг сказала Татьяна. Роман быстро глянул на неё, а она кивнула, подтверждая свои слова. — Так интереснее, понимаешь?
— Папа, я хорошо пел? — снова затеребил его Артём. — Хорошо?
— Просто отлично, — улыбнулся ему Роман.
— А ты чего не раздеваешься, пап? Ты опять уйдёшь?
Он покачал головой.
— Не уйду. Сейчас разденусь.
Баринов вернулся в прихожую, а Таня занервничала. Засуетилась, беспомощно оглянулась, не зная, что бы такое важное сделать и тем самым показать ему, что в себе уверена, независима от его мнения и насмешливых взглядов.
Артём подбежал к ней и начал прыгать вокруг.
— Тань, здорово, что папа рано приехал, да? А мы чай пить будем?
— Чай? — переспросила она, продолжая думать о своём. А потом посмотрела на него, опомнившись. — Ты есть хочешь?
— Я хочу пить чай! С пирогами! У нас есть ещё пироги?
Она кивнула.
— Я сейчас поставлю чайник…
— Кто тут что про пироги говорил? Признавайтесь! Я всё слышал! — Баринов вошёл на кухню и улыбнулся вполне искренне. — Не стыдно издеваться над уставшим, измученным человеком?
Артём засмеялся и опять подбежал к отцу. Таня видела, как мальчик радуется тому, что Роман дома. Лицо Артёма просто светилось от счастья и он, как щенок, крутился возле отца, не зная, чем ещё привлечь
