откровенно, и скрывать своих намерений не собирался.
— Привет.
Она кивнула.
— Помню. Саша. Скромно и со вкусом.
— Значит, впечатление я всё-таки произвёл?
Она таинственно улыбнулась и ничего не ответила.
Игры стали утомлять.
— Я на самом деле произвожу впечатление скромного? Никогда бы не подумал. Скромность — это явно не мой конёк.
— Такие признания заставляют думать, что у тебя ко мне нескромное предложение?
Они встретились взглядами и заулыбались.
Это были первые, настолько серьёзные для него отношения. С девушкой, которая не вписывалась в давно выверенные стандарты. Которая не уставала удивлять и поражать его воображение.
Её звали Амелия.
Саша был уверен, что это имя она сама себе выдумала. И обижалась каждый раз, когда он называл её Лиля.
— Амелия. Я могу написать тебе своё имя. Написать?
Он качал головой.
— Не надо. Я помню.
— Тогда не зови меня Лилей! Это имя ко мне в институте пристало, и оно мне не нравится.
Она скрытничала. Из неё всё приходилось вытягивать клещами. Не любила рассказывать о себе — ни о прошлом, ни о настоящем. Всё, что удалось узнать, так это то, что она приехала в Москву из Самары поступать в институт. Жила у дяди и тёти, в институт поступила, а от родственников собиралась съехать.
Говорила она обо всём этом неохотно, обрывистыми фразами и только потому, что Саша не отставал и спрашивал. Ему на самом деле было интересно, хотел знать, как она живёт.
Конечно, Амелия совсем не была похожа на провинциальную девочку, но и на дочку богатых родителей, на наличие которых намекала порой, тоже.
По мере того, как происходящее волновало кровь всё больше, Гурин становился всё настойчивее. И однажды спросил в открытую:
— Кто тогда забирал тебя на машине?
К тому моменту они встречались уже пару месяцев. Первый любовный угар ослаб, помимо секса от партнёра требовалось уже кое-что другое, находились вопросы, вполне обоснованные, на которые хотелось получить ответы. Гурину было впервые важно услышать эти ответы, а Амелия лишь улыбалась, и открывать перед ним душу не торопилась.
— Кто? — спрашивал он.
— Тебе зачем?
— Лиля!
Она злилась.
— Он меня замуж зовёт.
Саша смеялся.
— Ты сошла с ума? Он же старый.
— Ему всего тридцать семь.
— Всего?
— Что ты ко мне пристал?
— Ты ведь несерьёзно? — Саша сел на край кровати, прикрылся одеялом.
— Почему ты так думаешь?
Лиля уже одетая, поправляла макияж перед зеркалом. Обернулась и посмотрела на него.
— Я вполне серьёзно.
— Зачем тебе замуж?
На этот вопрос ей отвечать не хотелось. Даже поморщилась, но сказала:
— Потому что он меня любит. Потому что он влиятельный человек, он сможет дать мне очень много.
Гурин нахмурился.
— Спонсор, что ли?
— Не надо мне хамить. Это тебе хорошо. Тебе при необходимости родители помогут, — она обвела рукой спальню в его новой (отдельной от родителей!) квартире, которая появилась совсем недавно. — А мне нужно самой устраиваться. Я слишком много хочу получить от этой жизни, и чудес не жду.
Гурин выслушал её, помолчал, затем поинтересовался:
— А он… вот тот, не против, что ты на сторону ходишь?
Эти слова её разозлили. Саша видел, как на щеках вспыхнул румянец, а взгляд метал молнии, словно это он, Гурин, был виноват во всём.
Саша смотрел на Амелию почти с неприязнью, раздражение подкатывало к горлу, весь положительный настрой, с которым он начинал этот вечер, испарился в одно мгновение. Уже пожалел, что начал этот разговор. Тянул долго, почти два месяца, даже когда отчётливо понимал, что от него она уходит не просто куда-то, а к кому-то. Не ревновал, но самолюбие подобное положение дел, заметно задевало. Не понимал, почему такое происходит. И вот когда дозрел до откровенного разговора, пожалел. Наверное, потому, что смотрел на неё недобро после услышанного, а краем сознания — любовался. Тем, как она злится, как гордо вскидывает голову, как сверкают от негодования её глаза. Она напоминала искру. Одна секунда — и вспыхнула.
С того разговора, хотя они и старались больше этой темы не касаться, их отношения начали портиться. Уже не было той лёгкости, жара, нетерпения, охватывающего тебя всего целиком, когда невозможно дождаться встречи, когда вместо банального 'привет', жадные поцелуи и смех, и удивление на самих себя, за юношескую торопливость. Всё это испарилось. Встречались, но разговаривали всё меньше. Всё сводилось к постельным утехам, а после торопились расстаться, боясь ненароком затронуть неприятные друг для друга темы.
Саша начал задаваться вопросом — а зачем ему всё это нужно? Ответ нашёл не сразу, больше размышлял на отвлечённые темы, например, — каково будет без неё? Без этой рыжей бестии, которой удалось найти ключик к нему. Не к телу, а к тому, что обычно называют душой. Она нашла там для себя местечко, и Саша всерьёз опасался, что выдворить её оттуда будет непросто.
Расставание прошло вяло, словно они дошли до той стадии, на которой расстаются опостылевшие друг другу супруги, после многолетних вялотекущих отношений. Даже секс не радовал, а всё из-за того, что висело между ними непонимание. Он не понимал, что его ещё держит рядом с ней, потому что только дурак будет делить женщину с кем-то ещё, а она не понимала, почему испытывает вину. И всё ещё пытается что- то объяснить.
Оба почувствовали облегчение, когда поняли, что сказать больше нечего. Легче расстаться и не смотреть другому в глаза.
В последний вечер, когда всё уже было ясно, Саша смотрел на неё почти неотрывно. Она была задумчива, улыбалась несколько потеряно и сверкала брильянтом на безымянном пальце. Потом протянула руку и прикоснулась к Сашиным волосам.
— Знаешь, почему я тебя запомнила тогда?
Он отодвинулся.
— Глупо.
Амелия руку убрала.
— Возможно.
Непонятно, зачем он согласился на прощальный вечер. Было бы намного проще просто вычеркнуть её из своей жизни. Вроде и не злился на неё, смотрел и понимал, что не злится, но в душе осадок остался. Его предпочли другому. Не по любви, а потому что с другим удобнее и выгоднее. Потому что эта рыжая всё просчитывает наперёд и знает, чего хочет от жизни. И этим ему нравится. Своим прагматизмом. Своей
