Я потёрла лоб.
— Странно, но за меня тоже всегда проблемы папка решал. Или ты. Но я всегда боялась перейти грань, неважно в чём… Нужно обязательно спросить папку, как он этого добился.
Завьялов голову на подушку откинул, чтобы в лицо мне посмотреть.
— Зачем?
Я от своих мыслей оторвалась и на него посмотрела.
— Что значит, зачем?
Он улыбнулся.
— Ты кому опыт решила передать?
Я не сразу сообразила, что он шутит, а когда поняла, по носу его щёлкнула.
— Ну тебя.
То, что мои доводы смогли Завьялова убедить, я осознала не сразу. Пару дней ничего не происходило, о Стасе мы больше не заговаривали, он продолжал сидеть, а вот Генка запил. В первый вечер я решила, что он стресс снимает, и ни слова ему не сказала, а когда он на второй вечер оказался пьяным, я уже насторожилась, но опять же промолчала. И только когда поговорила с Оксаной, которая брата разыскивала, а вышла, в конечном счёте, на меня, поняла, что Генка к моим словам прислушался. Он самоустранился от проблем со Стасом, а его родственники всполошились. Может, он ещё из-за этого запил, чтобы с ними не общаться? И муки совести заглушить пытался. Попытки были удачными, потому что уже на третий день на Завьялова можно было вешать табличку: 'Не кантовать'. Днями он отсиживался в своей квартире, отсыпался, я ему обеды привозила, а вечером его на подвиги тянуло — то в ресторан рвался, 'работать', то в клуб, куда я его не пустила, и в итоге мы снова оказались в 'Бархате', в компании Емельянова и новой блондинки. Саша попытался у меня осторожно выспросить о том, что с Генкой случилось, но я лишь рукой махнула, и Емельянов с расспросами отстал, сосредоточив внимание на своей девушке.
Вот только телефон Генкин, который я отобрала у него ещё вчера, мне покоя не давал. И ладно бы папка звонил или кто-то по делу, а то ведь мать его и Оксана, а пару раз даже Света прорваться пыталась. Всех беспокоило, куда Генка в такой ответственный момент исчез. В конце концов, все поняли тщетность попыток добраться до него лично, и принялись ругаться со мной, особенно Марина Петровна старалась.
— О чём он, вообще, думает? Он что, пьёт? Нашёл время!
— А что ему не пить? — вроде бы удивлялась я. — Он стресс снимает.
— Стресс? Это у меня стресс, у меня сын в тюрьме!
— Ну, так наймите ему адвоката, — отвечала я, между прочим, в третий раз уже этот совет будущей свекрови давала. Но в этот раз решила добавить для её же успокоения: — Мы оплатим.
— Что? А этот, как его, Самойленко! Он же должен вести дело Стаса! Он должен сменить государственного адвоката!
— Об этом я ничего не знаю.
— Как это?
— Да вот так. Гена мне ничего про это не говорил, и с Петром Яновичем я недавно виделась, он тоже ни слова мне об этом не сказал. Марина Петровна, мой вам совет, найдите другого юриста. Я же сказала, мы оплатим.
— Значит, я буду бегать по городу, юриста искать, а Генка пить будет?
Я мысленно попросила себя не заводиться.
— Пусть Оксана бегает.
— Мне нужно поговорить с сыном, — холодно и очень жёстко проговорила она. — Дай ему трубку.
Я обернулась и посмотрела на постель, на которой Завьялов спал. Добудиться его сейчас было не реально, и я даже моральное удовлетворение от этого факта почувствовала.
— Это невозможно. Он спит беспробудным сном.
— Это ты виновата, — неожиданно выдали мне. — Ты виновата, ты всегда его против семьи настраивала. Совести у тебя нет. Против матери его настраиваешь, против брата!
— Да ничего подобного!
— Спаиваешь его!
— Что?! Марина Петровна!..
— Ты на самом деле считаешь, что он от матери отвернётся?
— Совершенно не собираюсь его никуда отворачивать, — дрожащим от негодования голосом сказала я. — Но у него есть своя жизнь, и будет своя семья. И да, я постараюсь, чтобы он в первую очередь думал о нас, а не о вас. По-моему, это справедливо. Сколько лет он вас обхаживал?
— У вас — семья?
— Да, представьте себе. — Я секунду размышляла, потом сказала: — Он сделал мне предложение. И я, как вы догадываетесь, согласилась.
— Не раздумывая, — подсказала она.
— Совершенно верно.
— Ладно, мне всё равно. Хочет он на тебе жениться, его проблемы. Но мой сын в тюрьме!
— А другой ваш сын женится. Это, как понимаю, никакой роли не играет?
— Вот когда у тебя будут дети, вот тогда ты меня поймёшь. Стас не может там находиться…
— А сбивать людей, находясь под кайфом, он может?
— Стас — больной человек. Наркомания — это болезнь.
— Это болезнь неудачников и слабаков. Вот и попробуйте с ней справиться. Пока что этим занимался только Генка. — Я выдохнула и снова через плечо на кровать обернулась, когда Завьялов на спину перевернулся. — Марина Петровна, давайте больше не будем ругаться. Это бесполезный разговор. Я ещё раз повторяю: найдите адвоката, какой вам нужен, какой вас устроит, которому вы доверите ведение уголовного дела. Мы оплатим. Но в дальнейшем, рисковать своим именем ради Стаса, я Гене не позволю. Хватит. И младшему своему это передайте. Генка будет зятем Филина, а мой папа не любит, когда его имя позорят. Он не Генка, он этого терпеть не будет. Он Стасу очень быстро прочистит мозги. И я даже больше скажу, вот отсидит Стас, выйдет, и если захочет жить дальше нормально, мы можем поговорить о хорошей клинике. Это всё, что мы можем для него сделать.
Марина Петровна мне даже не ответила. Выслушала молча, а потом трубку бросила. А я на край кровати присела, вдруг почувствовав, что ноги меня больше не держат. Даже затошнило опять, не смотря на позднее время. Вот куда это годится?
На следующий день я уговорила Генку уехать за город. Был у него домик, что-то вроде дачи, в пятидесяти километрах от города, тоже от бабушки достался. Завьялов наведывался туда редко, правда, дом отремонтировал, обставил, участок забором огородил, но опять же, я думаю, что это было ради памяти бабушки. Она когда-то на этот дом копила, по крохам собирала, но на достойный ремонт средств ей уже не хватило, и когда дом к Генке по наследству перешёл, тот вложил в него столько денег, сколько требовалось, не жалея. Вот сюда мы и приехали, точнее, я его привезла. Не стала ни перед кем отчитываться, разрешения спрашивать, даже папку перед фактом поставила, что увожу — именно увожу! — Завьялова на дачу, чтобы он тут в непотребном виде не мотался и никому глаза не мозолил.
— На несколько дней, — заверила я отца.
— Это насколько? — всё-таки недовольно поинтересовался он, а я лишь плечами пожала.
— Думаю, дня на три-четыре. Он уже четвёртый день пьёт, скоро выдохнется. Денёк-другой передохнёт, и вернёмся.
Филин всерьёз нахмурился, слушая меня.
— Ты что, замуж за него собралась?
Я 'удивилась'.
— Конечно. Вот протрезвеет, как раз дату обсудим.
Он на Нику глянул и сообщил:
— Я её боюсь.
— Вся в тебя. Сказала, как отрезала.
Я их рассуждения комментировать не стала, отца в щёку поцеловала, Нике рукой махнула и
