— Как хорошо, — зажмурившись от яркого света, он не смог сдержать радости. — Какой потрясающий воздух, чистый, родной. В Москве пахнет только выхлопными газами, а здесь природой, деревьями, тайгой.
— Коленька, а ты, правда, ничего не помнишь? — прижалась к нему Ирина.
— Да, — коротко ответил Николай. — Но мне совсем не хочется об этом говорить. Расскажи лучше, как ты здесь жила без меня? Как твои родители? У мамы давление так и скачет?
— Скачет, ничего не помогает. И у папы сердце частенько прихватывает. Им ведь почти пятьдесят, возраст дает себя знать. А я… я очень по тебе скучала, вспоминала, как нам было хорошо вместе.
— Теперь нам всегда будет хорошо вместе, — поцеловал ее в макушку Николай. — Я тебе обещаю.
— Коль, но как же так, — не успокаивалась Ирина. — Что же с тобой произошло? Скажи хоть что- нибудь. Когда я об этом думаю, мне становится страшно.
— Ничего ужасного со мной не случилось. Я жив, здоров и очень голоден. Помню лишь то, как поезд резко затормозил, и я чуть не упал с полки. Видимо, я сильно ударился головой об полку. Поэтому и образовался некий пробел в памяти.
— Я встречала тебя на вокзале. Ты был весь черный, с огромными невидящими глазами, истощенный, измученный, как-будто…
— Как-будто что? — заинтересовался Николай.
— … Тебя только что вытащили из могилы. Ты был похож на живой труп, — быстро выпалила Ирина и испуганно замолчала.
— Ну и фантазия у тебя, любимая моя девочка! — ухмыльнулся он. — Кстати, я вообще не помню, как выходил из вагона, как оказался в больнице. Сплошная черная мгла. Но не думаю, что все было настолько страшно. Человек, переживший сильное сотрясение мозга действительно выглядит не самым лучшим образом.
— Еще, Владимир Петрович сказал, что у тебя на шее и на плечах были синяки, похожие на засосы. Откуда они? — наконец, Ирина задала давно мучавший ее вопрос.
— На засосы!? — ошарашено уставился на нее Николай. — Но этого не может быть. Видимо, я все- таки слетел с полки и получил какие-то повреждения. Не думаешь же ты, что я… что тебе…
— Конечно, не думаю, — успокоила его Ира. — Иначе, зачем бы ты ехал ко мне в такую даль. И от этого мне еще страшнее.
— Какая же ты у меня умничка, — прижал ее покрепче Николай и тихонько спросил: — Слышишь, как шумят деревья? Похоже, что она шепчут мое имя. Странно как-то.
— А ты говоришь, что я фантазерка, — засмеялась Ира. — До тебя мне далеко.
Неспокойно было в последнее время Тайге. Как-то подозрительно вели себя берегини, доставляя ей массу хлопот: метались по лесу бешеными вихрями, кружили вокруг озера и заунывно подвывали, тихо шушукались вечерами под крепким дубом, уже стареньким и иссохшим, а оттого почти ничего не слышавшем. И как ни старалась она услышать их голоса, как не пыталась уловить хотя-бы интонации, ничего из этого не выходило. Все это маяло, настораживало, порой даже пугало. Чувствовала она своим глубоким нутром, что не к добру все это, не к добру. И от того все беспокойней вела себя она: все сильнее шумела листвой, все меньше плодоносила, почти перестав заботиться о остроухих зайцах, хитрых лисах и косолапых мишках. Не до них ей стало, не до них.
Особенно странно вела себя самая младшая из них, Рябинушка, недавно отметившее свое 150-летие. 'Жениха бы девочке', — жалела ее Тайга. Возраст брал свое, любви начинала требовать внутренняя сущность берегини, природа. Да где же их взять, женихов то? В глухую тайгу люди редко забираются, да и то по неосторожности да по глупости. Бедные, бедные эти людишки, маленькие, жалкие, запуганные. Ведь каждому заплутавшему она старалась помочь, подсказать верный путь. Шептала листвой, указывала верное направление ветром, даже белок стрекочущих отправляла путь-дорогу указать. Но не слышали они ее, как глухие, шарахались по одному пяточку, а потом умирали, кто от голода, а кто от звериных когтей. Тайга их, конечно, хоронила, укрывала своим теплым зеленым одеялом, окутывала мхом. А потом оплакивала, каждый день оплакивала горькими утренними слезами.
Иногда разрешала она своим берегиням являться путникам ночными видениями. Не ведали слабенькие люди, что происходит с ними это на самом деле, путая реальность с бредом, отдаваясь любовным утехам без оглядки, без сомнения и опасения. Поэтому и спокойна была она, знала, что даже если выживут ее редкие гости, то никогда никому не расскажут они о произошедшем, не вспомнят или решат, что все это им приснилось.
Тайга уже не помнила, когда видела человека в последний раз. Давненько никто не забредал в ее владения. Только мощные, железные машины своим гудением тревожили ее по ночам, на огромной скорости проносясь мимо. Знала она, что приезжают они из чужой, человеческой жизни, и каждый раз провожала их тихим продолжительным вздохом.
Марине Юрьевне Николай не нравился. Для своей единственной дочери, самой умной и красивой девочки на свете, она хотела и мужа соответствующего. Кого именно — она пока не знала. Но верила, как только увидит подходящую кандидатуру, так сразу это поймет. Хиленький какой-то мужичонка нынче пошел, неказистый и несерьезный. Вот недавно присмотрела она для своей Ирочки соседа Сашу, и молод, и собой хорош, и два высших образования в наличии, и карьера вроде складывается. Только вот неделю назад встретила его в обществе вульгарной блондинки. Но и это можно понять. Как же мужчине без женщины? Пусть женишок погуляет, пока молодой, зато потом верным мужем будет. Так вчера вечером он вел домой уже яркую брюнетку. А бабников в их семье никогда не было и не будет! Гордо вздернув подбородок, она даже не ответила на приветствие безответственного соседа. Такой муж Ирочке не нужен. Благо, у ее бывшей коллеги есть замечательный сын, 25-летний Олег. Рука Марины Юрьевны задумчиво потянулась к телефону.
— Здравствую, Светочка! — запела она, едва услышав в трубке знакомый женский голос. — Марина Юрьевна беспокоит. Как у тебя дела, дорогая? Как твой замечательный сынок, не женился?
— Да все никак достойную кандидатуру не подберем, — вздохнули на том конце провода. — Недавно привел одну на ужин. Так грязнулей оказалось ужасной, руки перед едой не помыла, ножом ни разу не воспользовалась, мясо вилкой ковыряла. Два слова связать не может, с одной мысли на другую перескакивает. Ужас! Какая молодежь нынче пошла! Еще совесть позволила в интеллигентную семью прийти.
— И не говори, — поддержала коллегу женщина. — Куда молодежь катиться. Никакого воспитания. Надеюсь, у Олега хватило рассудительности послать невоспитанную особу куда подальше?
— Ой, Мариночка, сколько мы с мужем из-за нее неприятных минут пережили. Каждый вечер за ужином уму разуму его учила, объясняла, что такому мальчику, как он, эта мамзель не подходит. Откровенно говорила, что она будет позором нашей семьи и все будут над нами смеяться. Так он уперся, начал, угрожать, что если я не успокоюсь, то он из дома уйдет. До чего дошло!? Я с сердечным приступом в кровать слегла. Только тогда мой мальчик опомнился, когда понял, что из-за этой чувырлы может родную мать потерять.
— Так они расстались? — не выдержала собеседница.
— Олеженька пообещал, что больше не будет с ней общаться. Каждый вечер проверяю его сотовый. Он с ней даже не созванивается. Да что мы все обо мне. Что у тебя нового, дорогая?
— У меня та же беда. Ирочке двадцать два, диплом вот на отлично защитила. Теперь можно и о семье подумать. А женихов подходящих нет. Одни пьяницы да бабники кругом.
— Она же встречалась с одним мальчиком, интеллигентным таким… кажется, Колей звали.
— Сколько воды с тех пор утекло, — протянула Марина Юрьевна. — Да и что в нем хорошего? Бездарь, лоботряс, ни работать, ни учиться не хотел. Умотал в Москву за лучшей жизнью и как в воду канул. Ждет его там кто, в Москве в этой! Кому он там нужен? Если здесь не смог человеком стать, то там и подавно ничего у него не выйдет. А доченька моя переживала, по ночам плакала. Сейчас вроде ничего, успокоилась потихоньку. Теперь я сама решила жениха ей подобрать.
— Так, может, ее с Олегом познакомить? — наконец, догадалась она.
