Философия языка и семиотика безумия: Избранные работы

В «Отче наш» вставляли свои варварские мужские и женские имена, так что молитва разрасталась, как тесто на дрожжах, при этом одновременно исчезая, так что каждые три дня ее нужно было пропалывать, потому что иначе она была не видна и не слышна из-за диких слов, которые ее проглатывали (с. 64).

Глаголы в речи приобретали более важную роль, чем существительные, которые при малейшей возможности вообще выбрасывались (с. 136).

Буквы, которые составляют глаголы, происходят от Элохима, они нам не известны, и они суть не человеческие, но Божьи, и только те буквы, котрые составляют имена, те, что происходят из геенны и от дьявола, только они составляют мой словарь и только эти буквы доступны мне (с. 199).

Чтение, по его мнению, представляет собой попытку попасть камнем в другой камень, подброшенный тобою за миг до этого, так что согласные в таком случае — это камни, а их скорость — гласные (с. 206).

В этом языке семь родов, то есть кроме мужского, женского и среднего есть еще род для евнухов, для бесполых женщин (у которых род украл арабский шайтан), для тех, кто меняет пол, будь то мужчины, предпочитающие считаться женщинами или же наоборот, а также для прокаженных, которые вместе со своей болезнью приобретают и новую особенность речи, которая каждому, кто вступает с ним в разговор, сразу же открывает их болезнь (с. 224).

Таким образом, мир ХС это как бы шизофрения наоборот, потому что весь мир полон тайных знаков, нераскрытых смыслов и бродячих сновидений. Нормы в этом мире, от которой можно было бы оттолкнуться, вообще не существует.

11. Антипсихиатрия Рональда Лэйнга: «Расколотое Я»

Антипсихиатрией принято называть направление в психотерапии 1950 — 1970-х годов, выдвинувших в первую очередь таких фигур, как Томас Сас, Грегори Бейтсон и Рональд Лэйнг. Антипсихиатрия была тесно связана с проектом экзистенциально-феноменологической психиатрии, но не в том варианте, который возглавляли Людвиг Бинсвангер и Медард Босс, связанные своей идеологией преимущественно с «Бытием и временем» Хайдеггера, но в том, который был, скорее, связан с «Бытием и ничто» Сартра. Антип-сихиатры считали, что шизофреники — гораздо более здоровые люди, чем психиатры, и что лечить скорее надо последних. Наиболее радикальный Томас Сас объявил психическое заболевание мифом [Zsasz, 1974].

Бoльшая часть шизофрении, — писал Лэйнг, — просто бессмыслица, отвлекающие маневры, <… > чтобы сбить опасных людей со следа. <…> Шизофреник часто делает дурака из самого себя и из врача. Он играет в сумасшедшего, чтобы любой ценой избежать возможной ответственности хотя бы за одну понятную мысль или намерение [Лэйнг, 1995: 174].

Лэйнг откровенно издевается над психиатрами старой школы. В книге «Расколотое Я» есть два знаменитых примера, в которых автор высмеивает знаменитого немецкого психиатра Эмиля Крепелина, автора много раз переиздававшегося руководства по психиатрии, в частности, введшего в научный обиход разграничение между маниакально-депрессивным психозом и dementia praecox (будущей «шизофренией» Блейлера).

Вот пример Рональда Лэйнга, который любил по-своему интерпретировать клинические описания Крепелина. Сначала идет отчет Крепелина о сумасшедшей:

Господа, случаи которые я предлагаю вам, весьма любопытный. Первой вы увидите служанку двадцати четырех лет, облик которой выдает сильное истощение. Несмотря ни на что, пациентка постоянно находится в движении, делая по несколько шагов то вперед, то назад; она заплетает косы, распущенные за минуту до этого. При попытке остановить ее, мы сталкиваемся с неожиданно сильным сопротивлением: если я встаю перед ней, выставив руки, чтобы остановить ее, и если она не может меня обойти, она внезапно нагибается и проскакивает у меня под рукой, чтобы продолжить свой путь. Если ее крепко держать, то обычно грубые, невыразительные черты ее лица искажаются, и она начинает плакать до тех пор, пока ее не отпускают. Мы также заметили, что она держит кусок хлеба в левой руке так, что его совершенно невозможно у нее отнять. <…> Если вы колете ее иголкой в лоб, она не моргает и не отворачивается и оставляет иголку торчать изо лба, что не мешает ей неустанно ходить взад- вперед.

Теперь комментарий Лэйнга:

Вот мужчина и девушка. Если мы смотрим на ситуацию с точки зрения Кре-пелина, все — на месте. Он — здоров, она — больна; он — рационален, она — иррациональна. Из этого следует взгляд на действия пациентки вне контекста ситуации, какой она ее переживает. Но если мы возьмем действия Крепелина (выделенные в цитате) — он пытается ее остановить, стоит перед ней, выставив вперед руки, пытается вырвать у нее из руки кусок хлеба, втыкает ей в лоб иголку и т. п. — вне контекста ситуации, переживаемой и определяемой им, то насколько необычными они являются!» [Лэйнг: 291–292].

Пациент и психиатр меняются местами. Еще более выразительным является случай (тоже с Крепелином, взятый из его учебника), который Лэйнг приводит в начале своей книги. Пациента, которого демонстрирует публике Крепелин, приходится, по его словам, «почти что вносить в помещение, настолько невменяем» (кататония). Далее следует монолог пациента, по мнению Крепелина, совершенно безумный. Вот фрагмент монолога-диалога этого больного с самим собой и, как можно догадаться, с Другим:

Когда его спросили, где он находится, он ответил: «Вы это тоже хотите узнать? Я расскажу вам, кто