Философия языка и семиотика безумия: Избранные работы

удовольствие» [Фрейд, 1998а: 185]. Удовольствие от дефекации, наслаждение от дефекации и формирует анально-компульсивный характер и невроз навязчивых состояний. В дальнейшем благодаря реактивному образованию весь этот анально-сексуально-садистический комплекс начинает вызывать у взрослого компульсивного человека отвращение. Отсюда отвращение к сексу.

К анальности закономерно примешивается садизм. Возможно, что здесь также играет роль садистское истолкование ребенком «первосцены»: когда он наблюдает за половыми сношениями родителей, ему кажется, что отец совершает садистское насилие над матерью (одна из первых работ, подробно посвященных первосцене, это большая статья Фрейда о так называемом Человеке-Волке «Из истории одного детского невроза» [Фрейд, 1996]) (мы уже писали, что эдипальная проблематика благодаря регрессии при компульсивном неврозе истолковывается в анально-садистических понятиях). Фрейд также писал, что скупой ассоциируется с грязным, а компульсивные чрезвычайно скупы, деньги для них, как известно, — это эквивалент фекалий, которые можно подарить в качестве первого сокровища родителям, но можно и удержать, отсюда запоры как метонимия скупости — то есть нежелания что-либо отдавать [Фрейд, 1998а].

Каким же образом чистота как эквивалент аккуратности и педантизма связана с магией? Итак, чистота — это антианальность, антисексуальность, антисадизм. В начале этого исследования мы приводили цитату из Фрэзера о садистичности магии. Весьма условно можно сказать, что магия разделятся на «черную», связанную с садизмом, в частности, убийством, и «белую», связанную с лечением, например, заговор на лечение каких-либо органов тела или болезней.

Если следовать логике фрейдовского «Тотема и табу», «черная магия», желание смерти отцу, королю, священнику (с того, как ритуально убивали царей начинается, как известно, огромное исследование Дж. Фрезера «Золотая ветвь» [Фрэзер, 1985]), привела однажды к убийству членами первобытной орды общего отца и ритуальной трапезе его поедания [Фрейд, 1998].

Примерно такую же роль играет анальное всемогущество мыслей: «Я подумал, что он умрет, и он сразу умер». Почему всемогущество мыслей с садистическим оттенком анально? Это связано с идеей того, что фекалии «исчезают» в унитазе, как полагает ребенок. Уничтожение фекалий = анальный садизм = тяга к убийству. Мы говорим: «грязный убийца», «грязный преступник», «грязная личность». Всякий ли садизм имеет анальные истоки? По-видимому, да. (Впрочем, возможен, по-видимому, фаллическо-нарциссический (термин Вильгельма Райха [Райх, 1999]) садизм, но это скорее не садизм, а просто сильная агрессия — убить, как проткнуть; вероятно, такого рода агрессия имеет место на войне, где она садистически-анально не окрашена). Отсюда можно сделать шаг к садистам-убийцам, маньякам, которые, как известно, чрезвычайно пунктуальны! Они либо совершают преступления в соответствии со строго продуманным ритуалом или делают это по-разному, но тогда с педантично продуманной системой, как в известном фильме «Семь», где маньяк убивал жертву одну за другой, каждая из которых олицетворяла один из семи смертных грехов (характерно компульсивное оперирование числом) (тот же самый тип преступника мы видим в романе Александры Марининой «Седьмая жертва»). Конечно, педантичные (кстати, чаще всего сексуальные) маньяки, убийцы-садисты не являются компульсивными невротиками. Это тяжелые психотики с выраженным обсессивно-компульсивным радикалом.

6. «Как прекрасен этот мир»: Магия ананказмов и суеверий

Позвольте мне привести еще одну клиническую иллюстрацию. Г-н D., филолог, 42 лет, родился в музыкальной семье (его старший брат работает скрипачом в симфоническом оркестре); г-н D. с детства обожал музыку и довольно хорошо ее знал, хотя не играл ни на одном инструменте; шизотипическое расстройство личности с выраженными обсессивно- компульсивными констелляциями. Примерно с 39 лет, после перенесения тяжелой ажитированной депрессии с бессонницей или укороченным сном г-н D. начал переживать мучительные музыкальные ананказмы: в его голове все время играла музыка — либо большие фрагменты классических произведений западных композиторов, либо, что было самое мучительное, «навязчивое повторение» обрывка одной и той же музыкальной фразы. По принципу «реактивного образования» (г-н D. — крайне демократических, даже правых взглядов, но, будучи москвичом, рос и воспитывался, естественно, в советской среде) вместо Баха и Шопена могли звучать обрывки советских песен «Подмосковные вечера», «Сняла решительно пиджак наброшенный…», «Как прекрасен этот мир, посмотри…» и т. п. И вот как-то г-н D. сказал одну фразу, примерно такую: «Стоит мне только подумать — и оно возникает». Он имел в виду следующее: стоило ему подумать о музыкальной фразе, как она тотчас возникала в его голове. Мне кажется, это может пролить еще один луч на механизм соотношения ананказма и магии. С одной стороны, мы здесь имеем хрестоматийное, хотя и на уровне одного сознания, «всемогущество мыслей» («стоит мне подумать об этом, как оно возникает»). С другой стороны, здесь происходило нечто вроде магической материализации мысли. Он случайно думал о какой-то музыкальной фразе, она сразу возникала в его голове, навязчиво повторялась, разрасталась, иногда обрастала какими-то дополнительными ассоциациями; потом, чтобы как-то отвязаться от нее, он мог начать ее напевать, или пытаться «сбить» другим музыкальным мотивом, более приемлемым — в обсессивном духе музыкальные мотивы делились на приятные и неприятные; приятными, естественно, была классическая музыка, лучше, если чисто инструментальная, неприятными — советские песни с ненавистными кондовыми словами.

В чем же здесь механизм магии, и как она связана с «педантизмом навязчивого повторения»? У Антона Кемпинского, известного польского психиатра, в книге «Психология шизофрении» есть такая фраза:

Чертой магии является непропорциональное взаимоотношение причины и следствия; малое усилие — движение руки, произнесения проклятия — дает непредвиденный эффект [Кемпинский, 1998: 156].

Развивая мысль Кемпинского, российский психолог П. В. Волков пишет:

Нажатие маленькой ядерной кнопки и в результате гибель или спасение целой страны — таким возможностям техники позавидовала бы любая магия. Гомономоность навязчивых ритуалов, магических процедур и технических операций — вопрос, возможно, менее абсурдный, чем кажется на первый взгляд [Волков, 2000: 183].

А вот что пишет по этому поводу Александр Сосланд:

Чудо может быть рассмотрено как некое радикальное событие, противоречащее неким законам природы, при минимальном количестве энергии, на это событие затраченном. Чем более «энергоемкое» явление и чем меньше при этом усилие, затраченное на это явление, тем чудо, скажем так, значительнее. Взмах волшебной палочки, сдвигающий горы, трение старой лампы, вызывающее джинна, исполняющего любые желания — вот примеры несоответствия усилия и последствия. <…>

В пространстве глубинно-психологического дискурса такие связи восходят к описанному Ш. Ференци феномену инфантильного всемогущества (Ференци, 2000)