западной границы СССР в июне 1941 года, при умелых действиях противника по нарушению управления легко и быстро могла превратиться в неуправляемую дряблую массу, что и случилось с началом Великой Отечественной войны.
День «М»
20 и 21 июня тревожные разведывательные сводки поступали в Кремль со всех концов. Но многие из них беззвучно оседали в столах кабинетных чиновников, и только некоторые, и то в искаженном виде и с большим опозданием, достигали кабинета И.В. Сталина.
В трудах ряда авторов бытует утверждение о том, что известие о начале войны для И.В. Сталина было совершенно неожиданным и что он даже в первое время растерялся. Едва ли это соответствует действительности. В ту ночь И.В. Сталин ждал тревожных известий с западных границ, сам находился на своем рабочем месте, на рабочих местах находились все ответственные работники наркомата обороны, Генерального штаба, штабов военных округов и армий прикрытия государственной границы.
Обратимся к воспоминаниям Г.К. Жукова. В своей книге он пишет:
«Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М.А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик – немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня. Я тот же час доложил наркому и И.В. Сталину то, что передал М.А. Пуркаев. И.В. Сталин сказал:
– Приезжайте с наркомом в Кремль.
Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н.Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.
И.В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.
– А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? – спросил он.
– Нет, – ответил С.К. Тимошенко. – Считаем, что перебежчик говорит правду.
Тем временем в кабинет И.В. Сталина вошли члены Политбюро.
– Что будем делать? – спросил И.В. Сталин.
Ответа не последовало.
– Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск пограничных в полную боевую готовность, – сказал нарком.
– Читайте! – ответил И.В. Сталин.
Я прочитал проект директивы. И.В. Сталин заметил:
– Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска пограничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.
Не теряя времени, мы с Н.Ф. Ватутиным вышли в другую комнату и быстро составили проект директивы наркома.
Вернувшись в кабинет, попросили разрешения доложить.
И.В. Сталин, прослушав проект директивы и сам еще раз ее прочитав, внес некоторые поправки и передал наркому для подписи».
Обращаемся к исследованию Ю.А. Горькова. Он пишет, что 21 июня в кабинете И.В. Сталина с 18.27 находился нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов, который и доложил о подготовке агрессии Германии. В 19.05 в этот кабинет вошли К.Е. Ворошилов, Л.П. Берия, Н.А. Вознесенский, Г.М. Маленков, Н.Г. Кузнецов, С.К. Тимошенко; пробыли там разное время. Первыми в 20.15 покинули кабинет Н.А. Вознесенский, Н.Г. Кузнецов и С.К. Тимошенко. В 20.5 °C.К. Тимошенко вернулся к И.В. Сталину вместе с Г.К. Жуковым и С.М. Буденным. В 21.55 в этот кабинет также был приглашен Л.З. Мехлис. Г.М. Маленков, С.К. Тимошенко, Г.К. Жуков, С.М. Буденный и Л.З. Мехлис покинули кабинет вождя в 22.20, после подписания директивы № 1 Западным пограничным округам. После их ухода у И.В. Сталина до 23.00 задержались В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов, Л.П. Берия. Никакого Н.Ф. Ватутина в тот вечер у В.И. Сталина не было, и, видимо, Г.К. Жуков лично отправился передавать директиву войскам после 22.20 21 июня 1941 года.
И еще один вопрос – время отправки директивы в войска.
Открываем 93-ю страницу книги А.М. Василевского (перед войной – заместитель начальника оперативного управления Генерального штаба) «Дело всей жизни» и находим следующее:
«В июне 1941 года в Генеральный штаб от оперативных отделов западных приграничных округов и армий непрерывно шли донесения одно другого тревожнее. Сосредоточение немецких войск у наших границ закончено. Противник на ряде участков границы приступил к разборке поставленных им ранее проволочных заграждений и к разминированию полос на местности, явно готовя проходы для своих войск к нашим позициям. Крупные танковые группировки немцев выводятся в исходные районы. Ночами ясно слышен шум массы танковых двигателей.
Все работники нашего оперативного управления без каких-либо приказов сверху почти безотлучно находились в те дни на своих служебных местах.
В первом часу ночи на 22 июня нас обязали в срочном порядке передать поступившую от начальника Генерального штаба Г.К. Жукова подписанную наркомом обороны и им директиву в адрес командования Ленинградского, Прибалтийского особого, Западного особого, Киевского особого и Одесского военных округов.
…В 0 часов 30 минут 22 июня 1941 года директива была послана в округа».
А обстановка накалялась ежечасно и ежеминутно.
«Примерно в 12 часов ночи командующий Киевским округом, находившийся в своем командном пункте в Тернополе, доложил по ВЧ, что, кроме перебежчика, о котором сообщил генерал М.А. Пуркаев, в наших частях появился еще один немецкий солдат – 222-го пехотного полка 74-й пехотной дивизии, – пишет Г.К. Жуков в своих воспоминаниях. – Он переплыл речку, явился к пограничникам и сообщил, что в 4 часа немецкие войска перейдут в наступление. М.П. Кирпоносу было приказано быстрее передавать директиву в войска о приведении их в боевую готовность».
От Кремля до здания Генерального штаба езды автомобилем 5-10 минут. Почему столь важный документ, как директиву о приведении войск в боевую готовность, Генеральный штаб передавал в округа целых два часа, – остается загадкой. По всей видимости, передавались не короткие, заранее оговоренные сигналы, требовавшие немедленного вскрытия заранее заложенных пакетов и действий в соответствии с заранее отработанными планами (как это принято), а велись просторные разговоры, полные перестраховки, предупреждений и нуждавшиеся в большем времени.
Но что делал сам И.В. Сталин в это время? Начальник института Военной истории и советник Б.Н. Ельцина генерал-полковник Д.В. Волкогонов в своем труде «Триумф и трагедия» пишет: «В 3 часа ночи Сталин устало смотрел из окна своего бронированного автомобиля на безлюдные улицы. Он еще не знал, что немецкие самолеты уже летят бомбить советские города и аэродромы, что экипажи немецких танков выводят свои машины на исходные позиции, что гитлеровские генералы все чаще смотрят на циферблаты своих часов. Их стрелки приближаются к роковой отметке. Но едва Сталин стал засыпать, разложив постель на диване в своем кабинете на даче, где он работал и отдыхал, в дверь осторожно постучали. Стук больно отозвался в сердце: Сталина никогда не будили. Должно быть, произошло самое худшее. Неужели он просчитался? Сталин вышел. Начальник охраны доложил:
– Генерал армии Жуков просит вас, товарищ Сталин, по неотложному делу к телефону! – Сталин подошел к аппарату.
– Слушаю…
Жуков коротко доложил о налетах вражеской авиации на Киев, Минск, Севастополь, Вильнюс, другие города. После доклада начальник Генерального штаба переспросил Сталина:
– Вы меня поняли, товарищ Сталин?
Сталин молчал. А из трубки вновь последовал вопрос:
– Товарищ Сталин, вы меня поняли?
