мужчина, голова — лысое солнце, пятидесятилетний джентльмен, изрядно состарившийся из-за неудач в торговле игрушками. Айша была обязана ему своим заработком. Он так восторгался её мастерски выполненными миниатюрками, что согласился покупать их столько, сколько она была в состоянии изготовить. Однако, несмотря на своё обычное дружелюбие, взгляд его мрачнеет, когда Айша раскрывает свой свёрток, чтобы показать пару дюжин фигурок юноши в клоунском колпаке, сопровождаемого нарядным волом, склонившим свою обмишуренную голову. Сообразив, что Айша простила Осману его обращение, Шри Шринивас начинает сердиться:
— Этот мужчина — предатель своего рождения, ты это прекрасно знаешь. Разве может человек менять богов так же легко, как
В рамке на стене позади стола висит сертификат, на котором можно прочесть намеренно вычурную надпись:
— Этот мальчишка — дьявол, — говорит он непреклонно, и Айша заворачивает кукол в холстину и поворачивается, чтобы беспрекословно уйти.
Глаза Шриниваса распахиваются.
— Проклятье, — восклицает он, — ты уйдёшь, а ко мне придут тяжёлые времена? Ты думаешь, я не знаю, что тебе нужны деньги? Зачем ты сделала эту чертовски глупую вещь? Что ты собираешься теперь делать? Ступай и сделай ещё немного ПС-кукол, вдвое быстрее, и я накину тебе, ибо я великодушен к ошибкам.
Личным изобретением мистера Шриниваса были куклы Планирования семьи{643}, социально ответственный вариант старинной русской матрёшки. Внутри
— Работай быстро-быстро, — бросает Шринивас вослед уходящей Айше. — На ПС-куклы хороший спрос.
Айша оборачивается и улыбается.
— Не волнуйтесь обо мне, Шринивасджи, — отвечает она и выходит.
Сироте Айше было девятнадцать, когда она возвращалась в Титлипур вдоль изъезженного картофельного пути; но когда она поднялась в деревню около сорока восьми часов спустя, она достигла своего рода бессмертия, ибо волосы её стали белыми, как снег, а к коже вернулось сияющее совершенство новорождённого младенца; и хотя она была совершенно обнажённой, бабочки обосновались на её теле столь густыми роями, что она, казалось, носила платье из тончайшей во вселенной ткани{644}. Клоун Осман занимался у дороги своей обычной практикой с бу- бу-быком — ибо, несмотря даже на то, что он был взволнован поразительно долгим её отсутствием и провёл всю прошедшую ночь в поисках её, ему всё ещё было необходимо зарабатывать себе на жизнь. Когда он увидел её — этот юноша, совершенно не почитавший Бога по той причине, что родился неприкасаемым, — его обуял священный ужас, и он не осмелился приблизиться к девушке со своей безнадёжной влюблённостью.
Она вошла в свою хижину и беспробудно проспала день и ночь. Затем она навестила деревенского старосту,
— Величие явилось среди нас, — сообщила она встревоженному сарпанчу, прежде более обеспокоенному картофельными квотами, нежели трансценденцией. — Всё востребуется с нас, и всё воздастся нам тоже.
В другой части древа Хадиджа, жена сарпанча, утешала плачущего клоуна, которому было трудно смириться с мыслью, что он потерял свою возлюбленную Айшу, скрывшуюся отныне в горних; ибо если ангел ложится с женщиной, она потеряна для мужчин навеки. Хадиджа была стара, забывчива и обычно неуклюжа в своих попытках любить, и она холодно утешала Османа:
— Солнце всегда укажет, когда стоит бояться тигров, — сослалась она на старую поговорку: дурные новости всегда приходят внезапно.
Вскоре после того, как случилась эта чудесная история, девочка Айша была вызвана в большой дом, и в последующие дни она провела много времени в закрытых беседах с женой заминдара,
Сновидец, грезящий, желает (но неспособен) возразить: я бы и пальцем не коснулся её, вы что, полагаете, что это какой-то сальный сон, или что? Да будь я проклят, если знаю, откуда взяла эта девчонка свою информацию/инспирацию{646}. Не из нашего квартала, это несомненно.
Случилось так: она возвращалась в деревню, но внезапно на неё накатила усталость, и она сошла с маршрута, чтобы лечь в тени тамаринда{647} и отдохнуть. Едва она сомкнула глаза, он появился рядом с нею, грезящий Джабраил в пальто и шляпе, изнемогающий от жары. Она взглянула на него, но он не мог сказать, что она увидела: может быть, крылья, ореолы, деяния. Затем он лёг рядом и обнаружил, что не в силах встать, его члены стали тяжелее железных гирь; казалось, его тело могло быть вдавлено в землю собственной тяжестью. Отведя от него взор, она кивнула, серьёзно, словно он говорил с нею, а затем сбросила своё пёстрое сари и вытянулась рядом с ним, нагая. Потом он заснул во сне, застывший, будто кто-то выдернул штепсель, а когда сновидец пробудился вновь, она стояла пред ним с распущенными белыми волосами и бабочками, ставшими её одеянием: преображённая. Она по-прежнему увлечённо кивала, получая сообщение от кого-то, кого называла Джабраилом. Затем она покинула его, лежащего, и вернулась в деревню, чтобы свершить свой выход.
Так, теперь у меня есть жена-сновидение, становится сновидец достаточно сознательным для того, чтобы обдумать своё положение. Что, чёрт возьми, с нею делать?
Но пока это не имеет к нему отношения. Айша и Мишала Ахтар — вместе в большом доме.
С этого дня рождения Мирза Саид был полон страстными желаниями, «как будто жизнь действительно начинается в сорок», дивилась его жена. Их супружеские отношения стали столь интенсивными, что прислуга была вынуждена менять простыни три раза в день. Мишала втайне надеялась, что усиление либидо{648} её мужа приведёт их к задуманному, ибо была уверена, что энтузиазм имеет значение (сколько бы доктора ни твердили обратное) и что годы измерения температуры каждое утро перед тем, как покинуть постель, и последующих отметок результатов на миллиметровке для выявления ритмов её овуляции, в действительности, отваживали от неё дитя: отчасти потому, что трудно сохранять должную пылкость, когда наука лезет в постель вместе с тобой, а отчасти потому, что, на её взгляд, ни один уважающий себя плод не пожелает войти в матку такой механически запрограммированной матери; Мишала по-прежнему молилась о ребёнке, хотя и более не сообщала об этом Саиду, дабы уберечь его чувства от неудачи в этом отношении. Она смыкала очи, симулируя сон, и обращалась к Богу, чтобы получить знак, и когда Саид стал таким любящим, таким настойчивым, она решила: если только это возможно, это случится. В результате его странная просьба, что теперь каждый раз, оставаясь в Перистане, она должна возвращаться к «старым путям» и удаляться за полог{649}, не вызвала в ней заслуженного презрения. В городе, где они содержали большой и гостеприимный дом, заминдар с женой слыли одной из самых «современных-и- энергичных» пар на местном парнасе{650}; они коллекционировали современное искусство, устраивали дикие вечеринки, приглашали друзей, рассаживали их на диванчики, гасили свет и смотрели лёгкую порнушку на видео. Поэтому, когда Мирза Саид сказал: «Было бы восхитительно, Мишу, если бы мы приспособили наше поведение к этому старому дому», — она должна