если тело будет разрушено борьбой за его получение?
Я мало рассказываю здесь о том уважении, которое мы все – мои братья, сестры и я сама – проявляли к нашим родителям, учителям и вообще ко всем старшим. Религиозное образование, которое дают в школе, кажется, не развивает ни одного из этих чувств так хорошо, как должно бы, – и это неудивительно, поскольку оно чисто формальное. Детей принуждают заучивать наизусть бесконечные списки дат церковной истории вместо того, чтобы побуждать их регулярно ходить в церковь, где хорошая проповедь вдохновила бы их больше, чем голые исторические факты. Мы тоже должны были запоминать уроки, но не занимались этим до такой степени, чтобы полностью пренебрегать душой, а здесь она страдает, потому что ее обделяют ради разума. По моему мнению, здесь слишком много учатся по книгам. Каждый так хочет подняться как можно выше с помощью образования, что в конце концов ручной труд становится позорным; слишком много значения придают знаниям и культуре. Поэтому неудивительно, что почтительность, честность, набожность и удовлетворенность сменяются ужасным безбожием, презрением ко всему святому и ко всем установлениям и к неразборчивости в средствах при добывании земных выгод. Чем выше книжная образованность людей, тем больше становятся их потребности и их требования к жизни, от этого так жестока и сильна конкуренция между ними. Да, ум, несомненно, развит, но сердце остается без обработки. Человек должен в первую очередь изучать слово Бога и Его святые заповеди и в последнюю – рассуждать о «силе и веществе».
Однажды я испугалась, увидев по статистической таблице с данными о душевных болезнях, что большинство таких несчастных больных – это бывшие ученики гимназий и знаменитых учебных заведений. Нет сомнения, что многие повредились умом из-за своего честолюбия, погнавшись за самым лучшим образованием. Я не могу не думать о своей родной стране, где не нужны психиатрические клиники и где я за всю жизнь слышала только о двух сумасшедших. Одна из них была негритянка, другая женщина, приехавшая из Индии.
Европейская культура бесчисленным множеством способов оскорбляет религиозные чувства мусульманина. Над полуобразованностью турок часто смеются, но все же турки много сделали, чтобы по крайней мере внешне стать цивилизованными, – и сделали больше, чем им полезно. Этим турки ослабили себя и в итоге остались нецивилизованными, потому что европейская цивилизованность противоречит всем их основным принципам. Цивилизованность невозможно привить силой; нужно предоставить другим народам право идти по пути просвещения их собственным способом, согласно их собственным представлениям и традициям, которые должны были сложиться в результате зрелого опыта и практической мудрости. Благочестивый араб почувствовал бы себя глубоко оскорбленным, если бы кто-то попытался начать его образование с обучения наукам, без которого в Европе о высокой культуре не может быть и речи. Для него было бы ужасным потрясением, заставило бы его ум корчиться в судорогах, если бы кто-то заговорил с ним о «законах природы» – с ним, который во всей жизни мира, вплоть до самых мелких подробностей, видит глазами своей непоколебимой веры лишь одно – все направляющую, всем управляющую руку Бога!
Глава 8
Женские моды
Здесь и во всей Европе отец семейства дает своей жене и незамужним дочерям содержание – столько-то денег в месяц или в квартал, и на этом его обязанности в отношении их одежды кончаются. Но на Занзибаре преобладает совершенно иной порядок. У нас нет промышленности и, следовательно, нет ни одной фабрики. Материалы и различные принадлежности для одежды всего населения привозятся из-за границы.
В связи с этим у моего отца была сложная система бартерной торговли. Раз в год флот его кораблей, нагруженных нашей местной продукцией – в первую очередь гвоздикой и иными пряностями, отправлялся в британские, французские, персидские, индийские и китайские порты, где наши отечественные товары обменивались на иностранные с помощью торговых агентов. Капитаны всегда брали с собой огромный список необходимых вещей, большинство из которых имели отношение к одежде. Возвращения кораблей, конечно, ждали очень горячо и нетерпеливо, поскольку оно означало не просто ежегодный дележ добычи, а что-то вроде открытия нового сезона моды.
Для нас, детей, эти корабли были символами восхитительной тайны, потому что привозили нам все наши чудесные европейские игрушки. Вскоре после возвращения флота назначали день раздачи привезенных вещей знати и простым людям, старикам и молодежи. Двадцать или тридцать коробок были наполнены игрушками и играми. Там были лошадки, кареты, куклы, хлыстики, рыбы и утки, которые двигались вслед за магнитом, музыкальные шкатулки всех размеров, гармоники-концертино, флейты, трубы, игрушечные ружья – чего только там не было! Если мы были недовольны – горе виновному капитану: он был полномочным представителем султана, ему была вручена без каких-либо ограничений вся необходимая власть; отправляясь в плавание, он получал лишь один приказ – закупать все лучшее независимо от цены.
Когда наконец в Бет-иль-Сахеле и Бет-иль-Мтони начиналась эта раздача, требовалось три или четыре дня, чтобы должным образом распределить все среди нескольких сотен человек. Евнухи занимались распаковкой и сортировкой, а несколько старших дочерей султана раздавали дары. К сожалению, во время этого счастливого события ревность, зависть и злоба были заметнее, чем в любое другое время года. Ткани для одежды – как простые, так и дорогие – выдавались только целыми штуками, и если кто-то не хотел оставить подарок себе, то мог обменяться этим подарком с кем-нибудь еще. Случалось, что эти обмены продолжались две недели. Поскольку у нас не было столов, мы делили эти рулоны ткани, сидя на полу, и то и дело какая-нибудь из дам, слишком энергично работая ножницами, разрезала одежду, которая была на ней.
Нам дарили мускус, амбру, розовое масло, розовую воду и другие благовония, а также шафран (женщины смешивают его с различными составами для волос), шелка всех окрасок, золотые и серебряные нити для вышивания, обычные пуговицы, позолоченные плетеные пуговицы – короче говоря, все принадлежности туалета, необходимые арабской даме. А кроме этого каждый получал сколько-то серебряных долларов, соответственно своему званию и возрасту. Но какая-нибудь расточительница могла за двенадцать месяцев истратить больше, чем получила, и тогда умоляла отца или мужа дать ей еще денег. Однако просить об этом нужно было в большой тайне, поскольку чрезмерная расточительность заставляла тех сурово хмуриться и, более того, читать строгую нотацию просительнице. Как в каждом доме этого мира, так и у нас кроме мотов были скупые люди, считавшие, что нужно не просто иметь рабов ради роскоши, а использовать их так, чтобы получать большую выгоду. Поэтому они отправляли своих рабов учиться различным ремеслам, например работе плотника или шорника, а девушек-рабынь обучали шитью, ткачеству или изготовлению женских шляп. Конечно, этот способ экономить давал хорошие результаты, а те, кто им пренебрегал, платили свои деньги чужим людям и часто не могли свести концы с концами. Таких мастеров и мастериц, специально обученных ремеслу, уважали больше, чем остальных рабов, и, если они получали свободу, им было не так трудно заработать себе на жизнь, как остальным. В Омане, где люди имеют мало рабов, их всех обучают какой-нибудь профессии, чтобы они могли выгодно служить сразу своим хозяевам и себе. По этой причине многих занзибарских рабов посылали в Оман на обучение, и такая учеба сильно повышала цену негров.
Посетитель, случайно оказавшийся вместе с нами в описанное выше время раздачи подарков, получал из них долю, которая соответствовала его положению в обществе. Все, что оставалось не отданным после распределения даров, султан отправлял своим родственникам в Оман.
На экваторе всегда царит лето и четыре времени года различаются только названиями, и это определенно упрощало необходимый на год набор нарядов. Если бы нам пришлось защищать себя особой одеждой от осени, зимы и весны, это страшно осложнило бы нашу жизнь.
Сезон дождей, который продолжается шесть или восемь недель и во время которого ртуть в термометре опускается до восемнадцати градусов Реомюра[3], – единственная зима, которая бывает в тех краях. При подобной погоде, сырой, но не холодной, мы одевались в бархат и другие тяжелые ткани и не ждали девятичасового завтрака, а пили чай с печеньем за час или два до него.
Всю одежду шили вручную, о швейных машинках в годы моей молодости не было даже слышно. Покрой
