был ставить кровать на резиновые подушки, чтобы хоть какое-то время отдохнуть по-настоящему. Возникавшие вблизи или вдалеке шумы, похожие на рычание, зачастую воспринимались как произнесенные слова, которые могли бы меня напугать, если бы я не умел раскладывать их на составные части. Когда солнечные полосы, периодически появлялись на моем пути, меня словно били по голове с такой силой, что я чувствовал себя оглушенным. Мне приходилось собирать всю силу воли, чтобы пройти под мостом или другим сооружением, так как я испытывал ужасающее давление на череп. В темное время я, подобно летучей мыши, мог обнаруживать объект на расстоянии двенадцати футов по особому ощущению – словно мой лоб покрывался мурашками. Частота моего пульса колебалась от нескольких до двухсот шестидесяти ударов, и все ткани тела были охвачены судорогами и дрожью, и переносить это было, наверно, труднее всего. Известный врач, ежедневно дававший мне большие дозы бромида калия, назвал мою болезнь единственной в своем роде и неизлечимой.
Впоследствии я всегда сожалел, что не был в то время под наблюдением физиологов и психологов. Я отчаянно цеплялся за жизнь, но потерял надежду на выздоровление. Мог ли тогда кто-нибудь поверить, что такая безнадежная телесная развалина когда-нибудь превратится в человека удивительной силы и стойкости, способного проработать тридцать восемь лет, почти без единого перерыва хотя бы на один день, и оставаться все еще сильным и бодрым и телом и душой? Именно это произошло со мной. Могучее желание жить и продолжать работу, а также помощь преданного друга, спортсмена, сотворили чудо. Ко мне вернулось здоровье, а с ним интеллектуальная мощь в схватке с той самой задачей, и я почти сожалел, что борьба окончилась быстро: у меня оставалось так много нерастраченной энергии. Когда я вникнул в эту задачу, дело уже не сводилось к тому, чтобы просто решить ее, как это обычно случается со всеми. Для меня это был священный обет, вопрос жизни и смерти. Я знал, что неудача повлечет за собой мою гибель. Теперь я чувствовал, что битва выиграна. Решение укрывалось в потаенных уголках мозга, но я все еще не мог извлечь его наружу.
В один из дней, который навсегда врезался в мою память, я наслаждался прогулкой с другом в городском парке и читал стихи. В те годы я знал наизусть целые книги – слово в слово. Одной из них был «Фауст» Гете. Заход солнца напомнил мне замечательные строчки.
Когда я произнес эти вдохновенные слова, в моем сознании, словно вспышка молнии, сверкнула мысль, и через мгновение открылась истина. Палкой я начертил на песке те схемы, которые шесть лет спустя представил в своем выступлении в Американском электротехническом институте, и мой спутник прекрасно разобрался в них. Образы, увиденные мной, были поразительно отчетливы и понятны – до такой степени, что я воспринимал их сотворенными из металла и камня, и я сказал ему: «Вот это мой двигатель. Посмотрите, как я поставил все с ног на голову. Не решаюсь описать свои чувства. Полагаю, что даже Пигмалион[40], увидевший, как его статуя оживает, не был взволнован с такой силой. Я бы отдал тысячу тайн природы, которые мог бы разгадать по счастливой случайности, за эту одну, которую вырвал у нее, несмотря ни на что, даже на угрозу моей собственной жизни».
Велимир Абрамович так описал последствия этого «озарения»:
«К своему удовольствию, Тесла замечал, что может отчетливо визуализировать свои открытия, даже не нуждаясь в экспериментах, моделях, чертежах. Так он развил свой новый метод материализации творческих концепций. Тесла очень ясно разграничивал идеи, которые встраиваются в мысль благодаря видениям, и те, что возникают путем гиперболизации (преувеличения).
«Момент, когда кто-то конструирует воображаемый прибор, связан с проблемой перехода от сырой идеи к практике. Поэтому любому сделанному таким образом открытию недостает деталей, и оно обычно неполноценно. <…> Мой метод иной. Я не спешу с эмпирической проверкой. Когда появляется идея, я сразу начинаю ее дорабатывать в своем воображении: меняю конструкцию, усовершенствую и «включаю» прибор, чтобы он зажил у меня в голове. Мне совершенно все равно, подвергаю ли я тестированию свое изобретение в лаборатории или в уме. Даже успеваю заметить, если что-то мешает исправной работе. < …> Подобным образом я в состоянии развить идею до совершенства, ни до чего не дотрагиваясь руками. Только тогда я придаю конкретный облик этому конечному продукту своего мозга. Все мои изобретения работали именно так. За двадцать лет не случилось ни одного исключения. <…> Вряд ли существует научное открытие, которое можно предвидеть чисто математически, без визуализации. <…> Внедрение в практику недоработанных, грубых идей – всегда потеря энергии и времени».
Изучая механизмы своей психической жизни, Тесла обнаружил, что ряд видений из «другой действительности» всегда находится в определенной связи с событиями из «настоящей действительности». Вскоре он обрел способность осознавать эту причинную связь. Ему стало понятно, к его удовлетворению, что любая его мысль есть результат воздействия внешних впечатлений. «Не только мысли, но и действия возникают тем же способом. Спустя некоторое время мне было совершенно ясно, что я – всего лишь своего рода «автомат», одаренный способностью двигаться, отвечающий на раздражение чувствительных органов и мыслей. Практически результатом этого умозаключения многие годы спустя было открытие телеавтоматического контроля, законы которого я, наконец, постиг, хотя и вынашивал их в себе еще раньше в виде неясных идей».[41]
Сам Никола Тесла, рассказывая об этом в своей автобиографии, был более сдержан и лаконичен:
«На некоторое время я с головой погрузился в напряженную, но увлекательнейшую работу: представлял себе механизмы и мысленно разрабатывал новые модели. Это было настолько счастливое состояние ума, что с такою полнотой я вряд ли испытывал его когда-либо в жизни. Идеи притекали непрерывным потоком, и сложность заключалась лишь в том, чтобы суметь поддерживать его напор. Части представлявшихся мне механизмов были совершенно реальны и осязаемы в каждой детали, до мельчайших царапин и следов износа. В своем воображении я наслаждался видом непрерывно работающих моторов, потому что именно в таком состоянии они дарили моему мысленному взору пленительное зрелище. Когда врожденная склонность в своем развитии переходит в страстную потребность, человек идет к своей цели семимильными шагами. Менее чем за два месяца я разработал практически все типы двигателей и модификации систем, которые ныне отождествляются с моим именем и которые используются под многими другими именами по всему миру…»
Методы Николы Теслы
Великий изобретатель в своей автобиографии написал:
«В тот момент, когда изобретатель конструирует некое устройство с тем, чтобы реализовать сырую идею, он с неизбежностью сталкивается с массой нерешенных мелких задач по деталям и по работе его детища. По ходу их решения он теряет свою изначальную сконцентрированность на главной идее. Получить результат можно, но при этом всегда ценой потери качества. Мой метод иной. Я не тороплюсь начинать практическую работу. Когда у меня возникает идея, я начинаю реализовывать ее в моем воображении – меняю конструкцию, ввожу улучшения и мысленно привожу устройство в действие. Для меня абсолютно несущественно, мысленно ли я запускаю свою турбину или испытываю ее в мастерской. Я даже замечаю, когда нарушается ее балансировка. О каком бы механизме ни шла речь, нет никакой разницы: результат будет тот же. Таким образом, я могу быстро прорабатывать и совершенствовать свой замысел, ни к чему не прикасаясь. Когда достигнут этап завершения проекта – все возможные поправки и улучшения внесены и слабых мест не осталось, я обращаю этот конечный продукт моей умственной работы в материализованную форму. И всегда мое устройство работало так, как и должно было по моему замыслу, и опытная проверка проходила точно так, как я планировал. За двадцать лет не было ни одного исключения. Почему должно было быть иначе? Инженерная работа в области электричества и механики отличается точностью результатов. Вряд ли найдется объект, устройство и работа которого не поддаются предварительному изучению и математическому описанию на основе имеющихся теоретических и практических данных. Осуществление на практике незрелой идеи, как это обычно происходит, я считаю потерей энергии, денег и времени».
Абрамович так охарактеризовал процесс изобретательства:
«Никола Тесла использовал воображение в качестве психологического предвестника упорядоченного изложения в математическом виде. Ничего подобного о его современнике изобретателе Томасе Эдисоне нельзя сказать, «так как, имея слабые познания в математике, он прежде всего опирался на продолжительные и трудоемкие опыты».
В своих записях Тесла часто говорит о своей предрасположенности к ментальным процессам, принцип которых соответствует тем, которым подчиняется и природа. Этот врожденный дар, считает он, рождается
