или на уровне корабельщиков, то ждать придется дольше.
— Что случилось? — спрашивает Харли.
— Кто-то сделал с этой женщиной то же, что со мной, — отвечает Эми. — Отсоединил, оставил тут умирать.
— Так она что, проснется?
— Не знаю. Может, если повернуть выключатель, засунуть ее обратно… не знаю. Я боюсь ее трогать. Техника вроде несложная, но…
— Не давайте ей проснуться, — тихо произносит Эми. — Во льду плохо, но все же лучше, чем проснуться одной.
Мое сердце падает. Она все еще чувствует себя одинокой.
— Старший? — слышу я вдруг.
— Сюда! Номер… — бросаю взгляд на открытую дверцу. — Шестьдесят три!
Док бежит к нам по проходу. Оттолкнув Харли, склоняется над контейнером. Вытирает запотевшее стекло.
— Она недолго здесь, — говорит он наконец. — Почти не оттаяла.
— Это хорошо? Да? — Эми впивается пальцами в крышку, словно пытается проникнуть сквозь стекло и взять женщину за руку.
— Хорошо, — отвечает Док. Я мешаюсь ему, поэтому отступаю назад. Наклонившись над крышкой, он разглядывает черный ящик. Потом подключает к свисающему с нее проводу пленку и изучает появляющиеся на экране цифры. Хмыкает, но непонятно — хорошо это или плохо. Пишет на экране еще цифры, потом отключает соединение и поворачивает выключатель. Красный огонек сменяется зеленым.
Засунув контейнер обратно в криокамеру, он захлопывает дверцу и запирает ее. Нас окутывает облако холодного воздуха — единственный след того, что номер шестьдесят три только что был открыт.
— С ней все будет хорошо, — успокаивающе произносит Док. — Вы вовремя ее нашли.
— Народ! — зовет Харли. Я удивленно оглядываюсь — Харли отошел от нас и исчез по другую сторону ряда.
— Как вы узнали, что ее вынули? — спрашивает Док.
— Я услышала, — отвечает Эми.
Док сосредоточенно хмурится.
— Значит, тот, кто это сделал, был тут одновременно с вами. А вы вообще зачем спустились?
— Я хотел показать Эми багаж ее родителей, — отвечаю я, не давая ей времени сказать, что мы пришли посмотреть на них самих. По какой-то необъяснимой причине мне кажется, лучше не признаваться, что мы шли сюда ковыряться в криооборудовании.
— Эээ… народ? — слышится голос Харли где-то в паре рядов от нас.
— Не нравится мне это, — говорит Док. — Тот, кто это сделал, знал, что вы здесь, знал, что вы услышите. Кроме вас троих тут кто-нибудь еще был?
Мы с Эми обмениваемся взглядами.
— Я не видела, — отвечает она.
— Я тоже.
— Народ! — кричит Харли.
— Что?! — кричу я в ответ.
— Давайте к двадцаткам. Бегом!
Док поворачивается, чтобы идти, но нам с Эми уже ясно — надо бежать. Голос Харли неспроста звучит так нервно. Что-то еще случилось.
Мы заворачиваем за угол, и причина уже очевидна.
Посреди прохода лежит еще один контейнер. Вот только этот уже оттаял. А человек внутри — уже мертв.
39
Эми
Ой.
Я не собиралась произносить это вслух.
Просто я его знаю.
Это мистер Кеннеди, он работал вместе с мамой и всегда казался мне жутковатым. Он был из тех стариков, что всю жизнь остаются холостяками, но думают, что старость дает им право безнаказанно быть извращенцами. Он вечно заглядывал маме в вырез блузки, а меня просил поднять что-нибудь с пола каждый раз, как я навещала родителей в лаборатории. Мама всегда отшучивалась, но я не раз думала, что мистер Кеннеди делает дома, когда остается наедине с воспоминаниями о мамином морщинистом декольте или резинке моего белья.
А теперь он умер и плавает в криорастворе — глаза распахнуты, радужки побелели. Кожа стала желтоватой, словно губка, пропитавшаяся водой. Рот приоткрыт, а щеки впали, и у челюсти собрались малюсенькие пузырьки воздуха.
— Номер шестьдесят три отключили, чтобы отвлечь наше внимание, — говорит Старший.
— Едва ли, — возражает Док. — Его вынули уже довольно давно. — Он поднимает крышку стеклянного ящика, и Харли со Старшим помогают положить ее на пол. Доктор опускает палец в жидкость, в которой плавает мистер Кеннеди. — Вода прохладная, не ледяная. Скорее всего, его отключили вчера, самое позднее — вчера вечером.
Мы со Старшим переглядываемся. Мистер Кеннеди захлебывался здесь, а мы бегали под дождем и смеялись. Он умирал, когда та парочка занималась любовью на скамейке у пруда. Пока я стягивала мокрую одежду, стояла под горячим душем, пока засыпала, глядя на темные поля, мистер Кеннеди плавал в собственной смерти.
Другая мысль: Харли был здесь одновременно с убийцей.
— Зачем? — спрашиваю я.
Доктор стучит пальцами по все тому же странному тонкому компьютеру.
— Номер двадцать шесть. Мужчина по имени…
— Мистер Кеннеди.
— Да, — Док удивленно поднимает на меня взгляд.
— Я его знала.
— А, соболезную, — говорит он, но небрежно, будто просто из вежливости. — Номер двадцать шесть…
— Мистер Кеннеди.
— Мистер Кеннеди был оружейным экспертом.
— Точно? — переспрашиваю я. Хоть они с мамой и работали в одном отделе, я понятия не имела, что он имеет какое-то отношение к оружию. Мама не имела. Ее специальностью был сплайсинг. Она работала с ДНК, а не с оружием.
Док кивает.
— Он был хорошим специалистом по биологическому оружию. Здесь написано, работал на правительство, занимался разработкой экологических бомб.
— Кто это делает? — спрашивает Старший. — Кто их всех отключает? Сначала Уильяма Робертсона, потом женщину, номер шестьдесят три, теперь этого.
— И меня, — добавляю я.
Старший глядит на меня, хмурясь.
— Две жертвы… и два промаха, — говорит доктор.
— И никакого мотива, — гляжу на пустую криокамеру, в которой только недавно лежал мистер Кеннеди. Потом скольжу взглядом по рядам пронумерованных ячеек. Сколько еще криокамер опустеет,
