одинаковые. Я — не ты, и твои решения мне не подходят. Плевать мне на твои уроки и на твои правила тоже. Мне надоело тебя слушаться!
Слышу за спиной мягкие шаги. Все так заняты спором между Старшим и Старейшиной, что никто не замечает, как к нам тихо подходит человек со шрамами на шее. Орион тянется за ведром фидуса, которое Старейшина выронил, когда Старший дал ему в нос. Это движение привлекает внимание Дока, потом Старшего, а потом — Старейшины, у которого глаза из орбит вылезают от изумления.
— Он здесь, — шепчет он так тихо, что я едва разбираю слова. Мгновение он смотрит на доктора, а потом снова вперяет взгляд в стоящего перед ним человека. — Ты клялся, что он умер.
— И я умер, Старейшина, — говорит тот, поднимая ведро. — Тот Старший мертв, он исчез. Я уже не Старший. Теперь я — Орион. Охотник.
Старейшина открывает рот, собираясь кричать, орать, бушевать, но Орион утихомиривает его, перевернув ему на голову ведро с фидусом.
— Назад! Не касайтесь! — кричит доктор, глядя, как густая жижа стекает по Старейшине. Орион с улыбкой отступает. Старший, кажется, порывается помочь Старейшине, но останавливает себя.
Секунду назад лицо Старейшины было искажено яростью, но злобная маска сползает, когда фидус касается его кожи. Он задирает голову, словно любопытный ребенок. Колени подгибаются, и он плюхается на землю, вытянув ноги и опираясь на руки. Губы растягиваются в туповатой беспечной улыбке, которая скоро сменяется пустым выражением. Мгновение он выглядит таким добрым и умиротворенным, каким я его никогда не видела. Ладони скользят на гладком полу, и он падает, не пытаясь остановиться, удержаться. Голова ударяется о пол с таким стуком, что меня корежит. Фидус растекается у тела, словно кровавое пятно. Я считаю неторопливые вдохи, пока они не затихают.
Старейшина успокоился навсегда.
74
Старший
— Ты его убил.
Орион смотрит на меня и улыбается, явно довольный собой.
— Всегда пожалуйста.
Часть меня думает, что это здорово, что Старейшина умер. Он был тираном, диктатором. Злодеем. И никого на корабле, даже меня, не считал за человека.
Но я жил с ним бок о бок три года — фактически это он меня воспитывал, и я всегда думал, что когда-нибудь стану таким, как он.
А теперь он — просто измазанный в желе труп.
Я хочу спросить почему, но я и так это знаю.
Глаза против воли наполняются кипящими слезами. Для меня он был почти что отцом.
Поставив ведро на пол, Орион идет в мою сторону и протягивает ладонь. Я бездумно пожимаю ее — мне все никак не отвести глаз от недвижного тела Старейшины.
— Я знал, что ты будешь на моей стороне! — говорит Орион, с энтузиазмом тряся мою руку. — Я не был уверен… слишком долго ты был под каблуком у Старейшины, да и на отключения среагировал не так, как я думал… но я чувствовал, что в итоге ты будешь на моей стороне.
— На твоей стороне? — перевожу туманный взгляд со Старейшины на Ориона — он, как… эээ… старший. Старший, формально теперь стал Старейшиной корабля.
— Когда я начал заикаться о том, что мне не нравятся наши порядки, Старейшина отослал меня к Доку. Приказал отвести на четвертый этаж. Так ведь, Док?
Док молча кивает. Глаза у него совершенно круглые от изумления, а может, от ужаса — точно не знаю.
— Док был мне другом, правда, Док?
На этот раз Док не кивает — только переводит взгляд на тело Старейшины.
— Я думал, фидус… — шепчет он. Я отворачиваюсь от Дока. Всегда-то он думал, что все можно исправить, стоит только прописать побольше лекарств. Ему даже в голову не приходило, что человек может оказаться сильнее таблеток.
— Нельзя было, чтобы Старейшина меня нашел, так что первым делом… — Орион поднимает руку к тому месту, где должен быть вай-ком, и показывает, как впивается в кожу ногтями. Когда он разжимает руку, я замечаю на большом пальце змеящийся шрам. — Это был ужас. Ничего страшнее в жизни не делал — собственными руками выковыривать эту штуку из своей плоти. Ощущение было такое, словно я себе душу выцарапываю.
Наступает молчание, которое нарушает лишь стук падающих на пол капель фидуса.
— Док видел, что мой вай-ком исчез, а Старейшина почти никогда не спускается к фермерам… спрятаться от них было нетрудно. С прежним регистратором случилось… несчастье, и я начал новую жизнь.
— Но почему было не сказать? — спрашивает Эми, глядя на Дока.
— Не знаю, — виновато шепчет Док телу Старейшины. — Я думал… надеялся, что… самоубийство, — поднимает глаза на Ориона. — Я думал… той ночью, в Регистратеке. Что это был ты, — он медлит. — Но ведь семнадцать лет прошло…
— Ты бы нашел меня, если бы заглянул в соседнее здание. Знаешь, я ведь весь первый год прятался, спал в стенах, за трубами, под проводами. А потом осознал, что вы со Старейшиной даже не ищете. Надо было просто придумать новое имя и найти, где жить, и идиоты, которых вы понаделали, приняли меня без единого вопроса. Но, — продолжает он, поворачиваясь к Старшему, — мне не было покоя. Из-за того, что делал Старейшина. На этом корабле все неправильно. — Он впивается взглядом в мои глаза. — Фидус — это еще цветочки. О двигателе ты знаешь?
Киваю.
— Хорошо, — говорит Орион. — И конечно, о миссии тоже?
— О миссии? — повторяю я.
— О настоящем назначении корабля.
— В каком смысле? — спрашивает Эми. Подойдя ко мне, она берет меня за руку, переплетая пальцы, вливая в меня силы, как сделал я, когда она плакала.
— Ты никогда не спрашивал себя, зачем мы здесь? — обращается ко мне Орион, игнорируя Эми.
— Чтобы управлять кораблем.
— Корабль — на автопилоте. Он доберется до Центавра-Земли и без нас.
— Значит…
— Нет, — не давая мне даже начать, обрывает Орион. — Все, что тебе говорил Старейшина, — ложь. Из-за моего предательства он многое от тебя скрывал. Нет, есть только одна причина, почему мы здесь, и она находится прямо за дверью, — он указывает рукой в сторону криокамер, туда, где лежат родители Эми.
— В каком смысле? — повторяет она настойчивее.
— Ты хотя бы знаешь, зачем нужны замороженные?
— Это специалисты по терраформированию, биосферным исследованиям и обороне.
Орион усмехается.
— Это специалисты по отбиранию у нас планеты.
— Чепуха, — говорю я, крепче сжимая руку Эми.
— Колонисты — они, а не мы. Так решено с самого начала. Когда мы, наконец, приземлимся, они нас используют как рабов при терраформировании или — если наткнемся на враждебных инопланетян — как солдат. Либо заставят работать, либо убьют. Наших прапрапракаких-то там, в общем, предков запихнули на этот корабль плодить рабов и пушечное мясо. Вот и все.
Эми открывает рот от изумления.
— Значит, поэтому ты убиваешь военных. Думаешь, после приземления они заставят жителей
