грекам, отличным от окружающего населения также некоторой широколицестью.
К концу III тыс. до н. э. трипольцы, стиснутые двумя новыми цивилизациями и ослабленные засухами, откатываются на Дунай, а затем исчезают. На их место приходят степняки. На островах Эгейского моря и побережье последние трипольцы образуют минойскую цивилизацию, которая трагически исчезает в результате мощного извержения вулкана на острове Санторин. В целом на севере Европы имелись остатки так и не разившейся культуры собирателей раковин, в основном прибрежная культура коллективных могил-мегалитов и культура раздельных каменных могил с курганами. Последняя отличалась особым инвентарем (ладьевидные топоры и шнуровая керамика) и имела явно материковую дислокацию.
Большое внимание к исследованиям североевропейских культур невольно подтолкнуло многих ученых к утверждению об их преемственности, а вслед за этим — к выводу о Северной Европе как о центре индоевропейского этногенеза, откуда волны переселенцев двинулись не только на юг, но и далеко на восток — вплоть до северного Причерноморья. Ряд обстоятельств заставляют усомниться в правильности такой ориентации миграционных потоков. Скорее всего, можно говорить о миграции на восток «финно- угров», проникших также и в центральную часть Восточно-Европейской равнины. В дальнейшем их вытеснили к северу мощные миграционным потоки с юга и юго-востока.
Самые ранние могильники послеледникового периода в Южной России содержат останки высоких долихоцефалов; число брахицефалов незначительно. В сравнении с северными европейцами мы имеем чистый расовый тип. Это были скотоводы, приручившие также и лошадь. В одной из могил была найдена глиняная модель повозки — индоевропейской новации. Бедность могил указывает на кочевой образ жизни, но их многоуровневость — на длительное их использование в течение многих поколений. В дальнейшем подобные условия быта характерны для скифов.
Обнаруженная в верховьях Волги фатьяновская культура, напротив, выглядит очень сходной с североевропейской по типу захоронений (кладбища индивидуальных могил, устланных камнем), керамике (шнуровой орнамент) и боевым топорам. Аналогичная культура фиксируется также на Кубани (майкопская культура) с конца IV тыс. до н. э. до середины III тыс. до н. э., где также имеются признаки того, что она имела не автохтонное происхождение. Более поздние мегалитические захоронения обнаружены и на каспийском побережье. Исследователю вольно считать это признаком нордической экспансии в сторону Ирана или же прорывом месопотамского влияния через Кавказ. Ясно одно: для степняков эта культура была совершенно неприемлемой (за исключением, разве что, боевых топоров, которые они могли одолжить своим соседям и транзитным переселенцам).
Южнорусский медный век характеризуется унификацией быта и ритуала на огромном пространстве от Каспия до Днепра — курганные захоронения, изделия из кремния и кости, характерные медные и серебряные украшения, каменные или медные топоры. Датировка этих предметов относится к середине III тыс. до н. э. Правда, альтернативные исследования дают на тысячелетие более позднее происхождение соответствующего культурного слоя. Это основание говорить о западном (центрально-европейском) происхождении обширного культурного ареала, который, якобы, имеет на западе свои прототипы. Вместе с тем, те же прототипы могут быть расценены как определенная периферийная деградация. В этом случае исходные прототипы все-таки следует искать на востоке — в южно-уральских и южно-сибирских степях, которые и являются родиной праиндоевропейцев. Такой подход подтверждается лингвистическими данными, говорящими о том, что прародина индоевропейцев носила признаки резко континентального климата с суровой зимой и жарким летом. Присутствие в мифологии индоевропейцев березы говорит о том, что их прародина не могла располагаться далеко на юге. Приморская территория также исключается, поскольку в индоевропейских языках нет общего термина для обозначения моря. Североевропейское побережье исключается еще и потому, что добываемый в изобилии янтарь, имевший широкое применение в качестве украшения, также не имеет у индоевропейцев общего термина. Все это означает, что Южный Урал и юг Западной Сибири — наиболее вероятное место зарождения индоевропейских миграций. Их направление определялось знакомой климатической и природной обстановкой, характерной для степной зоны Восточной Европы, а в Центральной Европе — своеобразным миграционным коридором между Карпатами и побережьем Балтийского моря — по маршруту в поймах рек Днепр, Припять, Буг. В этом коридоре основной поток мигрантов направлялся через леса к побережью, меньшая часть разворачивается на Балканы и упирается в дельту Дуная. Незначительная часть по Дунаю шла дальше проникала за Альпы или, приобретая навыки выживания в лесах, по берегу Балтийского моря отправлялась в Западную Европу.
Европейская дифференциация неолитического населения (как культурная, так и антропологическая) находятся в резком контрасте с унифицированностью расового типа и культуры южнорусских степей того же периода. Таким образом, Европа выглядит скорее дальней индоевропейской периферией, где происходит конкуренция с населением балканского (кавказоидного) типа. У нас есть куда больше оснований говорить, что арийская экспансия шла с востока на запад, чем наоборот. Угнетенное климатом, расово разнородное, склонное к оседлости, воюющее меж собой североевропейское население никак не могло образовать мощные миграционные потоки. Более разумно предполагать арийские миграции зародившимися на Южном Урале в IV — начале III тыс. до н. э., докатившимися до Европы первой волной к концу III тыс. до н. э., а потом представленными несколькими большими и малыми волнами в течение последующих полутора тысячелетий. Именно эти волны гомогенизировали европейское население, почти всюду стерев с лица земли поморские культуры. Из южнорусских степей в Европу пришли рослые долихоцефалы с боевыми топорами и курганными погребениями. Разнородное европейское население (южный кавказоидный тип) было смешано, отодвинуто к западу и стало известным под именем «кельты». При этом среди кельтов выделялись кавказоидная и нордическая ветви. Причем вторая из них привлекала внимание римских историков как образец, присущий вождям кельтов. Нордический тип оказался своего рода «компромиссом» между грацильным кавказоидным населением и массивным и широколицым арийским. Устойчивость нордического расового типа связана с образованием в Европе первых мощных государств и племенных союзов.
Протоарьи образовали на юго-востоке Сибири и на Южном Урале курганную культуру и в IV–III-м тыс. до н. э. заселили обширные территории степной зоны. Именно степь дала арийцам историческое преимущество в освоении скотоводства — приручение лошади и, вероятно, коровы. Переход от собирательства к земледелию и скотоводству решительно изменил расовый баланс в Евразии. Прежде всего, вследствие распространения новых болезней, проводящих интенсивный отбор среди быстро плодящегося населения евроазиатских степей. Продолжительность жизни в связи с новой диетой и почерпнутыми у домашнего скота болезнями уменьшилась с 30–40 лет до 20–30. В то же время в 2–3 раза увеличилась рождаемость, а с ней — и детская смертность. Жизнь была краткой, но яркой. Арьи умирали молодыми, но жили чрезвычайно интенсивной жизнью, оставляя многочисленное потомство, все более устойчивое к факторам среды и закрепляющее в генотипе полезные мутации.
Этот отбор продолжался вплоть до Средневековья, но свои результаты дал в исторически краткий период, когда арьи, севшие на коней, заняли почти весь континент, оставив неизменными прежние расовые формы только в анклавах на севере Испании (баски), в Скандинавии (саамы), на юге Индостана и в Индокитае, а также в труднодоступных районах севера Сибири. В то же время в Индии женские генотипы сохранились в древнейшем виде — более 60 % индийских женщин имеют мтДНК африканских первопереселенцев. И только в высших кастах мтДНК имеет сходство с европейскими. Мужские генотипы имеют прямую корреляцию с кастами — чем выше каста, тем большее сходство дают Y-хромосомы с восточноевропейскими.
Западными соседями арьев были трипольцы, которые в III тысячелетии занимали Трансильванию, Прикарпатье, Молдавию и Правобережную Украину. Их образ жизни был оседлым и, соответственно, сильно дифференцировал один племенной союз от другого. Арьи, привыкшие к скотоводческим миграциям, были более однородны и организованы, а также лучше подготовлены к войне. Трипольцы не могли им долго сопротивляться и покорились, образовав плацдарм для арийской экспансии дальше на запад. Судя по